Ростислав поморщился. Мне тоже не нравилось слово «шнеха», грубое и неопрятное.

— Своих детей у нас, как вы понимаете, не будет… — он совсем замялся, выбирая и вымеряя правильные слова — будто шестом тыкал в болото под ногами. — А после войны и у нас, и у них полно сирот осталось. Вот мы и подумали…

Моя природная бесцеремонность напомнила о своём существовании.

— А как же вы… — видя, как вспыхнули малиновым уши юноши ещё до того, как прозвучал вопрос, я всё-таки успел свернуть в сторону, — думаете решить лингвистическую проблему?

— Так нет же никакой проблемы, — удивился и расслабился он. — Отец с детьми говорит на одном языке, мать на другом. Между собой они — как получится. Шнехам тяжело губные звуки даются, так что лучше с детства тренироваться.

— Интересно, крайне интересно, — подытожил Георгий Петрович. — Ты, голубчик, иди, ясно нам всё.

Ростислав вскочил, сразу оказавшись выше коменданта на полторы головы.

— Я тогда… ждать буду? — пытаясь поймать то мой, то комендантский взгляд, юноша бочком, бочком вышел из кабинета.

— Ну, что скажешь? — По лицу Георгия Петровича я не смог прочесть ровным счётом ничего.

— Скажу? Сначала я должен это видеть.

Но снова встретиться с Ростиславом нам пришлось не скоро. Такая вокруг него заварилась каша, так тряхануло этот маленький провинциальный мирок, что отзвуки докатились до метрополии.

Когда стало казаться, что разрешения или отказа не придёт никогда, я счёл нужным взять ответственность на себя. Границу собственных полномочий я представлял смутно и посоветовался только с комендантом.

— Ну, Антоша, у тебя карт-бланш. Если считаешь, что здесь революции не будет, то махни флажком.

И я махнул.

Они сидели рядом, напряжённые, как крепостные крестьяне перед фотоаппаратом, ещё не верящие в происходящее, одурманенные неизвестностью.

— Георгий Петрович, Антон Андреевич, познакомьтесь, — сказал Ростислав, — это Шуль.

В небольшом пластиковом домике, построенном на старый манер на сваях над водой, по потолку плавали солнечные разводы. Мы стояли на пороге, за нашими спинами шумел лес.

— Здрасстуйте, — сказала Шуль, — очень рриятно оз-накониться.