– В Париже сейчас ровно одиннадцать часов двадцать семь минут, – торжественно объявил Фалькон. – Буду работать с маятником. По моему сигналу запускай часы.

Фалькон оттянул гирьку геодезического маятника, пока шнур не совпал с вписанной линией угломера. Затем отпустил гирьку и поднял платок, который Кайша стирала до целомудренной белизны для этой цели. Три руки опустились на пусковые рычаги хронометров. Маятник качался, отсчитывая время, пространство и реальность.

* * *

– Я не могу дать вам больше бумаги.

Пушечный выстрел заглушил любые протесты Фалькона. Земба перевесился через ограждение и прижал к глазу карманную подзорную трубу, которая раньше принадлежала Фалькону.

– Ствол и казенная часть не тронуты, – объявил он. – Думаю, можно теперь попробовать с полным зарядом. И с ядром.

После того как Земба провозгласил себя защитником Сидаде Маравильоза, он все чаще вспоминал о внешний атрибутах и манерах князя ангольских воинов имбангала. Фалькон влез на защитную стенку, чтобы понаблюдать, как канониры-игуапа заряжают огромную пушку, аккуратно вырезанную из ствола твердого красного дерева, на испытательном полигоне. Он видел, как снаряды, завернутые в бумагу – ее, как и подзорную трубу, у Фалькона реквизировали, – исчезают внутри чудовища.

– Я понимаю, насколько важно хранить порох сухим среди влажных миазмов, но мы так рьяно взялись за собственную защиту, что забыли о том, что собственно защищаем, – сдержанно заметил он, пока команда заряжала ядро.

После каждого выстрела из деревянной пушки у плотника уходил целый день, чтобы обработать дерево до необходимой гладкости. Земба сначала рассмеялся, услышав предложение Аиуба: деревянная пушка – да она же при первом выстреле разлетится на миллион щепок, куда более смертоносных, чем залп противника. Но расчеты Фалькона пережили и насмешки, и порох. Хотя ученого страшно раздражало, что этот незаурядный человек – потрясающий командир и устрашающий воин – относился с уважением к его эрудиции только тогда, когда она служила военным целям. «Технэ, шлюха Софоса», – пробормотал Фалькон про себя.

В отнятых у Фалькона альбомах для рисования Земба сделал тщательный, детальный план оборонительных сооружений. Ловушки и капканы игуапа были только запалом для чудовищной системы. Гигантская ограда-стена с вбитыми в нее двадцатью рядами ядовитых копий направляла атакующих под убийственный перекрестный огонь тяжелых арбалетов, ведущийся из крытых укреплений. Из внутреннего кольца земляных, спроектированных по модели европейских звездообразных бастионных систем, на тех несчастных, кто остался в живых, обрушивались огонь баллист и камни из требушетов, расположенных во внутреннем кольце за звездообразными бастионами, сделанными на европейский манер. Последняя линия обороны представляла собой траншеи зигзагами в три ряда, откуда в атаку ринется целое море поселенцев, облаченных в куртки-эскаупил, с маленькими круглыми щитами и деревянными копьями. Пешие лучники оказывали бы им смертоносную поддержку. Классическая защита Сидаде Маравильоза привела бы в ужас и римский легион, но Зембе не хватало разрушительной силы современной артиллерии. Закон, принятый советом города, ввел обязательное использование общественных туалетов, которые могли бы стать источником селитры: Фалькон, прибегнув к полузабытой химии, получил черный порох, но в местной духоте он начинал пыхтеть и дымиться в запале, пока Фалькон, попутно сворачивая маленькие петарды, к восторгу всех ребятишек в округе, не стал поджигать бумажные патроны. Заряды, отличные по весу, свисали с балок в овинах, словно летучие мыши-альбиносы.