В этот раз преображение происходило по-другому. На лице Эвридики, словно на фотопленке, проступил уродливый след от ожога, и Сати не сомневалась — это была ее настоящая внешность.

— Когда вторая волна аспидной чумы дошла до нас, Роланд Грейси нашел меня, привез сюда и научил управлять своей одаренностью.

— Тадеус Кель мертв, — сухо констатировал Айзек, не опуская тесак, — Был замучен в тюремных лабораториях.

— Ошибаешься, — улыбка Эвридики была сумасшедшей. — Он все еще здесь.

Ее лицо задрожало, словно вода в колодце, в которую бросили камень.

— Я наблюдала за твоей семьей и помню все, что ты сделал, — голос Эвридики зазвучал хором чужих голосов.

Она преображала себя, и с каждой новой чертой лицо Айзека выражало все больше смятения.

Через минуту вместо Эвридики Эвери на пляже появилась невысокая темнокожая женщина. На ней было светлое платье с высокой талией, нежно подчеркивающее ее положение.

— Здравствуй, Тадеус. Расскажи нам, как ты убил свою маму.

Ойтуш всерьез испугался за новообретенную сестру. Айзек мог легко прикончить ее одним взмахом руки. Но вместо этого произошло нечто совершенно непостижимое: их гордый предводитель рухнул на колени перед этим призраком из прошлого, а его смертоносное оружие с глухим стуком упало рядом на сырой песок.

— Ты задушил свою мать, а затем зарезал отца, когда он вернулся домой не вовремя, — продолжала Эвридика. Полные боли и упрека глаза темнокожей девушки наполнились слезами. Она была не просто воспоминанием Айзека о матери, она была его совестью, которую он долгие годы старательно душил в себе.

— Нет, — Айзек сгреб пальцами сырой песок, — Все было не так.

— Все было именно так, — продолжала Эвридика, делаю шаг навстречу к нему.