– Дегора Липаш, признаёте ли вы, что получали извращённое эротическое удовольствие от воспроизведения данных сцен? – спрашивает третий судья.
– Нет, – ощущая своё прерывистое дыхание, отвечает Липаш.
Мгновение спустя до него доходит, что их машина наверняка уже определила его ложь. Конечно, он ощущал. У него была запись, сделанная с мозга мальчика одиннадцати лет. Тот лишь обнаружил свою сексуальность, как и сам Липаш когда-то давным-давно обнаружил свою. Ощущение тела, возбуждающегося от одного лишь прикосновения. Оргазм, такой быстрый, такой сильный, какого не бывает у взрослых.
– Не всегда, – поправляется Липаш. – Не всегда. Я настаиваю на том, что эротическое удовольствие не было главным для меня, когда я смотрел эти записи.
Он в отчаянии от собственного бессилия. Это конец.
– И какое же удовольствие было для вас главным? – спрашивает старший судья. – Откройте нам этот секрет.
Липаш слышит издёвку в голосе судьи. Его выжигает изнутри невыносимый стыд. Они хотят вывернуть его наизнанку. Они хотят заглянуть в него, но не так, как он это делал, когда заглядывал в детей.
– Я хотел вернуться… – Липаш заплакал. Судья терпеливо ждёт, когда подсудимый договорит.
– …вернуться к жизни, – заканчивает Липаш.
Дорожки слёз на толстых щеках. Ощущение неконтролируемого подёргивания в мышцах лица.
– Подсудимый, вы способны самостоятельно выйти из истерического состояния?
– Я? – переспрашивает Липаш. – Я… Да.
Он глотает слёзы и силится успокоиться.
– Прошу пояснить, что вы имели в виду, когда сказали о возвращении к жизни, – требует второй судья.
– То, что я мёртв, – осипшим от слёз голосом отвечает Липаш. – И вы тоже мертвы, ваша честь.
– Но я жив, – спокойно возражает судья.
– Почти все взрослые мертвы, – стараясь правильно произнести каждое слово, объясняет Липаш. – Мы все мертвы.
– Но мы живы, – вновь возражает судья. – Осознаёте ли вы, насколько сильно ваши суждения расходятся с действительностью?
«Ваша честь, – мысленно обращается Липаш, – мертвы наши души. Мы сбивчиво думаем. Мы видим тусклый мир. В нас нет огня». И тут же у него внутри с новой силой распускается чёрный цветок отчаяния. Он уже не может сказать то, что подумал.
– Вы не поймёте меня, – испуганно и сбивчиво мямлит он. – Если бы вы хоть раз испытали то, что… дают эти записи, тогда бы вы поняли.