Но в чём-то она соглашалась с остальными — при столкновении с солдатами Аноры никто не выживал. А Дэниел сумел перебить всех. Но какой ценой?

Сабрина морщилась, представляя, как Роско убивает друзей её матери. Пули разрывали плоть толстощёкого и весёлого Дага, Джонсон с воплями погибал от взрыва гранаты, Феррет, милашка Феррет, объект её первых девичьих фантазий, смотрел мутным взглядом на свои раны. И ещё дюжина других, не менее близких ей людей. Во снах Дэниел виделся ей огромной чёрной фигурой с красными глазами, поглощающей свет. А она продолжала его любить, как маленькая глупая девчонка.

У Сабрины никогда не было отца. Дерек Ноттингем где-то существовал, но Анора не подпускала его к детям. Сабрина даже не знала, как отец выглядит. Не то чтобы ей хотелось с ним увидеться. По слухам, он был заядлым игроком и пьяницей. Дед вообще выдал Анору за Дерека, чтобы Семья Ноттингем поддержала корону. Что с дочерью будет дальше, его, видимо, не волновало. Но Воительница, похоже, к семье относилась серьёзнее, чем король, и детей рожала только от законного мужа. Сабрина появилась на свет, когда Аноре было двадцать четыре. Дочь короля успела сделать карьеру пехотного офицера, нападая на Стрелков и заслужив прозвище «Воительница».

Круг верных матери солдат с успехом заменил Сабрине семью. Она помнила долгие вечера после Второй Священной, когда бойцы, собравшиеся у Аноры дома, напевали походные песни, отпускали сальные шуточки, лили алкоголь рекой и звонко хохотали. Поначалу семилетняя Сабрина боялась их, но Анора позвала старшую дочь по имени и познакомила с каждым из бойцов. Даг, душа компании, весёлый толстячок, подарил девочке леденец. Помятый, разбитый и невкусный — но это был первый в жизни Сабрины подарок. До этого дня само её существование воспринималось как нечто должное. Дни рождения она не отмечала, да и король никогда не обращал большого внимания на внучку. И тут вдруг кто-то признал в ней маленькую девочку, которой не хватало обыкновенного душевного тепла. Она развернула леденец и, скорчив рожицу, проглотила конфету целиком. Предоставив Грегори возиться с маленькой Елизаветой, старшая дочь Воительницы осталась в кругу солдат. Осталась слушать военные байки и мечтать, что когда-нибудь станет такой же храброй и честной, как мамины люди. Все рассказывали истории. Все, кроме мамы.

Бойцы навещали её раз в месяц. Как только они уходили, пьяная Анора отправляла детей спать. Няни у них не было, да и вообще прислуги дочь короля не держала, не считая приходившую раз в две недели уборщицу. Сама Воительница всегда ночевала в отдельной комнате. И Сабрина понимала, почему. Через маленькую щёлочку в двери детской она подглядывала за переодевающейся матерью. Она видела розовые шрамы, исчёркивающие бледное тело Аноры, словно мазки небрежного художника. Позже Сабрина узнала, как мама гордилась отсутствием усиливающих и ускоряющих имплантатов. Она привыкла воевать по старинке, надеясь лишь на собственные силы. Повесив одежду, Воительница смотрелась в зеркало. Её взгляд отпечатался в памяти Сабрины. Взор человека, пробудившегося от глубокого сна и не узнававшего никого вокруг. Глубокой ночью Сабрина слышала тихие вскрики, перекрываемые звоном посуды — это мать наливала очередную рюмку горячительного. В такие моменты девочка лишь сильнее прижималась к Грегори и Елизавете, надеясь, что маме станет легче. Бывало, Анора начинала плакать без причины и рыдала до самого утра. Один раз она пришла в спальню к детям, легла к ним в кровать и прошептала: