— …повысить самосознание, — добавил Мэйсон, что-то считая в коммуникаторе.

— Да, и это тоже. Думаешь, ты первая? Да таких, как ты, дюжина наберётся. Революционеры хреновы, заступники за мир и порядок. Все вы об одном думаете — только о себе. Что, скажешь нет? Да если бы ты в Приют не угодила, плевала бы на рабочих, как и все остальные! А нам приходится с этим жить. Выживать. Гражданство? Деньги? Семьи всё это так и так сжирают. Этого не остановить, проще присоединиться.

— Торес говорил тебе о Келле? — спросил Мэйсон, отключая коммуникатор. — Она была такой же, как ты — выпустилась из Академии, совершила какой-то проступок, попала сюда вместо тюрьмы. Много что ей здесь не понравилось, но один плюс она нашла, закрутив роман с сааксцем.

— Тайреком Маутом, — тихо произнесла Сабрина. Она вспомнила рассказ Тореса. И она знала прекрасно, чем он заканчивался.

— А синегубый понимал: если его возлюбленная вдруг достигнет цели, то утопит весь Приют в крови, — сказал Паркер. — У неё почти получилось набрать людей. Бог видит — кто-то из моего профсоюза готов был к ней присоединиться, развалить нас изнутри. Но всё обошлось. И поверь мне, дитя, эта сучка действовала намного скрытнее, чем ты. Если бы не сааксец, мы бы узнали о восстании тогда, когда нас поставили к стенке. После Келлы мне конкретно пришлось ряды почистить от изменников. А ты… ходишь, ставишь пьесы. Несерьёзно это всё. Брось. Работай лучше, отвоёвывай себе место под солнцем. Там, глядишь, и гражданство получишь, заживёшь как нормальный человек.

— Тем более директор тебе много скидок и так сделал, — заметил Мэйсон. — Что, заметила, как охрана перестала тебя бить? У тебя блестящее будущее. Зачем тебе его разрушать?

— Потому что так будет правильно.

— Правильно? — толстяк Паркер покачал головой, из-за чего его лысина заблестела. — У меня в двух десятках помещений сейчас тренируются две сотни готовых к бою рабочих. Камеры за нами не следят, микрофоны не подслушивают. Ребят не волнует правильность. Прикажи я, они превратили бы это место в ад.

— И мы бы подняли своё восстание, — добавил Мэйсон, — но Торес понимает: мы мыслим одинаково. В нашем мире нет ничего правильного. Ты либо играешь с системой, либо система больше никогда не играет с тобой.

— Так что подумай хорошенько, дитя, — устало произнёс Паркер, вытерев лоб. — Взвесь всё. Тебе правда так нужны эти проблемы?

— Нет, — покачала головой Сабрина, лихорадочно продумывая варианты. — Но что насчёт пьесы?

Прихвостни Тореса переглянулись, и Мэйсон махнул рукой:

— А, чёрт с тобой. Показывай. Директор сказал больше тебя не ограничивать, так что поступай, как хочешь. Прошу только, не провоцируй никого. Подумай о себе и сестре. Как она расстроится, если тебя опять поколотят? Да и в конце концов, — бухгалтер наклонился вперёд и с улыбкой произнёс, — вдруг тебе всё надоест и ты решишь покончить с собой? Думаю, король примет такой вариант.