Неделю он не выходил из дома и за это время сочинил более сотни прекрасных сюжетов. Начальные сцены его произведений потрясали, эпизоды в середине текли свободно, развязки блестяще сочетались с общей канвой, сюжетные линии отличались изяществом. Каждый из сюжетов можно было назвать классикой. Дрожа от волнения, А Чень осторожно прикасался к страницам и время от времени заливался истерическим хохотом.
Однако в течение этой недели А Чень, похоже, заразился чем-то вроде обсессивно-компульсивного синдрома. Он переставил в комнате всю мебель, измерил расстояния между всеми предметами до миллиметра, рассортировал одежду по цвету и толщине; он приклеил ярлык к каждому ящику. Все должно было находиться в идеальном порядке: одного-единственного пятна или лежащего не на месте клочка бумаги было достаточно, чтобы вывести его из себя.
В ту же неделю А Чень выселил Ци в гостиную. Три раза в день она готовила еду и приносила ее в спальню. Однажды Ци решила, что в спальне нужно убраться, но, как только она открыла гардероб, А Чень пришел в ярость и дал ей пощечину.
Через месяц Агентство тайн доставило способность писателя B. Уши А Ченя стали особенно чувствительными, а звуки теперь оставляли неизгладимый след в его памяти. Ветер, музыка, гром и даже собачий лай, казалось, наполнились новым смыслом. Стихотворения, эссе, хайку и диалоги оживали на страницах, брались за руки и танцевали, танцевали без конца, проходя перед его глазами, словно хоровод крошечных фей.
Он писал одно прекрасное стихотворение за другим, но возвышенная мелодия строф не приносила ему успокоения: способность А к структуризации выла на него из темноты: «Порядок! Порядок!», а тем временем свойство B настаивало, что красота языка связана со священным вдохновением и спонтанностью. Два состояния ума боролись между собой, словно шторм и буря, и ни одно не желало уступать. А Ченю казалось, что его разум превратился в арену для гладиаторских боев. Он не мог спать, и его била дрожь.
Затем настала очередь способности писателя C. Она оказалась бездонной пропастью: миллион лиц, миллион характеров, миллион историй, миллион разных видов отчаяния. Теперь А Чень понял, какую цену C заплатил за способность придумывать невероятные сюжеты об искалеченных душах, в какой ад он превратил свой собственный разум, чтобы обрести этот дар. Мир А Ченя наполнился кровью, слезами, белыми костями и черными могилами. А Чень содрогался, он шел словно по тонкому льду и едва не падал. Он, лишенный психологической устойчивости писателя C, много раз стоял на грани самоубийства. Только крепкий алкоголь, временно притуплявший его мозг, позволял ему немного забыться.