Отвечать я ему не стал. Мой джаггернаут поднял пулемет в попытке огрызнуться. Он уже перебил треть врагов, но теперь выстрелы лились на него со всех сторон непрекращающимся потоком. Встав на одно колено, доспех прикрывал пробитую грудь. Враги окружили его со всех сторон, били, уже не опасаясь ответного удара. Они верили, что уже победили. Их было больше. Они поймали и зажали последнего врага.

«Давай!» — приказал я, когда наконец все было готово.

Безымянная активировала самоуничтожение. Джаггернаут перестал огрызаться. Затих, склонив голову. А затем взорвался, сметая всех врагов. Изображение в моей линзе пропало, и я отключил бесполезную связь. Подпрыгнув, со всей силы ударил по вырезанной клинком дыре и рухнул вместе с остатками полибетонной плиты вниз.

Ворвавшись в плотное облако пыли, я активировал прыжок, уходя с линии атаки. Развернувшаяся баллиста повела стволом рельсы в мою сторону, но тяжелый доспех не предназначался для маневренного боя в зданиях. Пулеметы на ее руках застрекотали, выбивая за моей спиной фонтаны пыли. Но я был быстрее.

Рывок! Еще рывок. Выстрелив гарпуном в доспех, я дернул, идя на сближение, и за счет углового момента оказался не перед баллистой, а за ее спиной. Руки доспеха неестественно выгнулись, поворачиваясь назад. Я вонзил мономолекулярный клинок в сочленения брони, выводя одну из конечностей из строя. А затем отпрыгнул в сторону.

— Стой, мразь! — взревел Николай, разворачивая неповоротливую машину. Его пулемет грохотал без умолку. Пуля попала в мою грудную пластину. Меня отбросило прямо в стену, поломав траекторию полета, но одновременно с этим взорвался мой сюрприз — граната, закрепленная в выбоине, сделанной мечом.

Молнии били вокруг доспеха. Серфер пытался снять с себя разрядник, но короткие руки не предназначались для таких сложных операций. Едва придя в себя, я прыгнул еще раз, максимально сокращая дистанцию. Враг, отвлекшись, не успел среагировать. Мой клинок вошел под его лобовые датчики, вырезая камеры и микрофоны.

— Урод конченый! — матерился противник. — Иди сюда, тварина!

Он разом ослеп и оглох. Теперь в его распоряжении оставалась только камера на рельсовой пушке, основном противотанковом орудии, просто не предназначенном для стрельбы по пехоте. Почти не предназначенном.

Жерло рельсы, разделенное на четыре части, открылось, словно бутон цветка. Я заметил искры разрядов готовящегося выстрела. Этот псих собирался атаковать все перед собой! Не просто убить меня — бить несконцентрированным пучком. По всему, что окажется в конусе.