Ощущение огромного пространства, где можно развернуться, было, наверное, под стать тому, что возникает у ребенка, рождающегося на свет после девяти месяцев в тесноте материнского лона. По крайней мере, для него это было так. Кратковременная родовая травма, а потом – гуляй и веселись!

Сколько же лет он провел в аду, заключенным в тисках из мяса? И все те годы напивался, отрывался до безумия в трэше, бэнге, и так до тех пор, пока уже с трудом вообще мог стоять на ногах, не ведая, что достаточно было просто просверлить несколько дырочек в черепе и вырваться из тюрьмы этого прилипчивого мяса.

А… куда?

В собственный контекст. Это все понемногу доходило до него, по чуть-чуть каждый раз, как он садился на провод. Так он для себя называл подключение – сесть на провод.

Время между подключениями растягивалось в скучные промежутки, лишенные всяческих событий, которое надо было пережидать, прежде чем удавалось снова сесть на провод и стать на толику более великим. И провода, эти проводники, подключающие его к машине, только шли ему на пользу, он с каждым разом проникал чуть дальше, устраиваясь в новом контексте. Будто возвращался домой.

Он перестал отсоединяться на время, нужное, чтобы сходить в туалет – к чему, ведь длины проводов хватало. Правда, на коридор ее не хватало, поэтому Марк обрадовался, когда ему разрешили воспользоваться внутренней службой доставки, которая стала доставлять ему пищу на рабочее место, как и шишкам из Команды Наверху, когда кому-то из них приходилось работать сверхурочно. На время приема пищи он теперь тоже не отсоединялся, это занимало всего несколько минут.

А принимая это во внимание, особого смысла отсоединяться и идти к себе в квартиру спать, тоже не было. Яма была просторная, тут сосредотачивалось все необходимое, а звукорежиссер в голове не останавливал музыку ни на минуту.

Он знал, что однажды настанет миг, когда он попытается вернуться обратно в тюрьму своего мяса, но она окажется слишком тесной для него, и он не сможет втиснуться обратно. Когда-то он думал, что у него в мозгу этакая кроличья нора, отнорок бесконечности без всяких границ, по которому он мог лететь, куда заблагорассудится. Может, он сам себе пудрил мозги. Или та нора, при всей своей глубине и ширине, все же имела предел. Или же сужалась понемногу каждый раз, когда он садился на провод, выходя из тюрьмы своего мяса, потому что очень скоро никакая нора ему больше не будет нужна совсем. Как и сам мозг, и все остальное теплое мясо.

* * *

Удачнее решения, чем сесть на провод, он еще в жизни не принимал. В таком виде его мобильность и поле зрения не ограничивало практически ничто. «Ди-Ви» была нашпигована разнообразными системами наблюдения, это он уже знал. И видел камеры, еще когда ходил повсюду ногами. Но куда больше камер, как выяснилось, он не замечал. В прежней инкарнации такое открытие могло привести его в негодование. Но теперь он просто радовался, что у него столько глаз.