– Работаю, – ответ слетел автоматически. Мирон настолько привык не говорить матери правды, что действовал на рефлексах.

Попутно скомандовал сброс биогеля – коли выдался перерыв, нужно поесть по-человечески. Толкнул крышку Ванны, глянул на часы – без четверти двенадцать. Значит, в Трое он провёл больше половины суток…

– Чего ты хочешь, Мама? – слишком поздний звонок. Неспроста.

– Только не злись. Знаешь, вообще-то я по делу… Я тебя не отвлекаю?

Он всегда удивлялся, каким молодым и чистым оставался её голос. Даже в двенадцать часов ночи. Даже сильно подшофе – а в это время по-другому быть не могло…

– Я же сказал, что работаю. Так что покороче.

– Ну, если покороче… Платон мне сегодня не позвонил.

Он почувствовал, как где-то в затылке заворочалась тупая боль. Вылез из Ванны и не озаботившись накинуть хотя бы трусы, пошлёпал в кухонный уголок. Не глядя, пробежался по кнопкам меню – ответный писк подтвердил, что заказ принят.

Теперь кофеварка. То, что присылают по линии доставки, пить нельзя. Кофе должен быть настоящим. И точка.

Раздался мелодичный сигнал, на приёмную панель опустился пакет. Пока закрывалась крышка, в трубе было слышно негромкое жужжание почтового дрона…

– Мы с тобой неделями не разговариваем, и ничего, – завершил он свою мысль, разворачивая чуть похрустывающий зеленым салатом сэндвич.

Звякнула кофеварка. Лофт наполнил запах кофе.

– Ты же знаешь, это не моя вина, – мать разыгрывала любимый защитный гамбит. – Я тебе звоню, пишу… Ты сам не отвечаешь.

– Ты же знаешь, это не моя вина, – передразнил Мирон. – Пока этот твой… Как его…

– Моя личная жизнь тебя совершенно не касается, – отчеканила мать. – Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать…

Ну всё. Оседлала любимого конька.

– Пока, мам. Поговорим в другой раз.

Кофе нужно пить в тишине. Наслаждаясь каждой каплей.