Звучит обнадеживающе… Но тогда отчего внутри меня разгорается тревога…
* * *
Барди убирает последнее тело от двери – путь свободен. Первым так же шагает Хёрд. За ним, ступая след в след, иду я. Барди замыкает.
Внутри тихо. Я давно здесь не появлялся, но прекрасно помню, что Эрмитаж и тишина – несопоставимые вещи. Разве что по ночам. Днем же залы наполняются людьми порой настолько, что приходится с огромной ловкостью лавировать между нескончаемыми группами, потоками и одиночными туристами.
Снуют из зала в зал. Фотографируют. Рассеянно слушают экскурсоводов или аудиогид на шее… Мало кто по-настоящему наслаждается искусством, вникает в историю экспонатов и с восхищением проводит долгие часы в музее. Прерваться можно на туалет или на чашку кофе в буфете на первом этаже…
Туристы… Летом к кассам собираются такие длинные очереди, что в некоторые дни они растягиваются до Александровской колонны.
Туристы… Многие из них чересчур шумные. Мы с Варей никогда не могли понять: ругаются они или просто громко говорят. Нам эти иностранцы казались такими странными, иногда смешными и какими-то недосягаемыми…
Но сейчас у касс крайне тихо. Никаких голосов, никаких передвижений. Только безжизненные, вздутые, гниющие тела почти полностью устилают собой пол, местами громоздясь друг на друге.
Между трупами расползается и затекает под них какая-то темно-коричневая жижа… Возможно, рвота, кровь и выделения слились воедино и…
Хорошо, что мы не чувствуем смрад, который явно заполонил собой тут каждую щель.
– Н-да-а-а… – протягивает Хёрд, оценивая обстановку. – Куда идти?
– Налево, – я указываю нужное направление. – Первый поворот направо, а дальше прямо через вестибюль и галерею до центральной лестницы.