24

24

— Бери, бери сахарку, — Бошка пододвигает поближе к Имяреку изящную серебряную сахарницу. — И булочку бери, ведь проголодался поди… Столько дней без обеда.

Имярек берет сахару три ложки, размешивает, откусывает пышное пекарное изделие.

— Еще чайку поставим, кушай — не хочу. А то понимаешь, я тоже человек, я понимаю, что ты отчаялся, понимаю и прощаю. — Бошка заглядывает в маленькие глазки собеседника. — Мне самому иногда так тошно становится, взял бы просто и убил кого кулаком. — Бошка встал, поправил картину на стене, вытер рукавом пыль с государственной машины, заковылял на свое место и оттуда уже продолжил: — До чего народ паршивый оказался, а? Такую хорошую идею извратил. Не-ет, человек в массе дрянь, ему даешь хорошее место, работу приличную — живи честно, радуйся, и все будет в лучшем виде. Так нет же, не хочет, начинает локтями шарудить, пространство расчищать для своих подленьких частных интересов. Отчего так, уважаемый? Мы же не такими были, вспомни: на сходку — вместе, на демонстрацию — скопом, на каторгу — коллективом. Никакой работы не боялись, жили душа в душу, по ночам не спали, без выходных, без праздников, все ради общего дела, ничего не жалели. Сказали Бошке, надо деньги — Бошка приносит деньги, попросили материализм укрепить — Бошка статью пишет. Чего еще лучше — дисциплина. А помнишь, Имярек, как ты по первому параграфу с Мартовым схлестнулся? Молодец, умница, отстоял централизм от мелкобуржуазных нападок. Я тогда и понял — ты есть сила, этот, думаю, глубоко копает, с этим горы свернем. Этот, думаю, не слюнтяй какой, философ. Этот физик, этот знает механику: сила решает все. Сила, — Бошка с упоением повторяет физический термин, потрясая здоровой рукой, — дает импульс человеческой массе. Может быть, примитивно, но зато верно, проверено на опыте, ведь работает, черт дери, паровая машина, жмет, жмет по рельсам истории. Бери, бери еще булочку, не останавливайся.

Имярек жадно откусывает сдобное тело.

— Правда, знаешь, — Бошка на секунду задумывается, — сейчас физики утверждают, что нет в природе никаких сил, а одни пустотные поля. Понимаешь, чепуха какая, врут, наверно. Нет, я и сам не верю. Заблуждаются. Ну, ты не волнуйся, мы их поправим, выправим. Тезис найдем и выправим. — Бошка слегка качнул головой в сторону полного собрания сочинений Имярека. — Да, централизм — это сила. Хотя бы и демократический. Особенно даже демократический, он сразу пороху добавляет. Я ж понимаю, партия — она как пирамидка инженера Гарина, маленькая вначале. Подожжешь ее спичкой, вставишь в самый фокус, как жахнет тепловым лучом, все враги шипят, водяным паром исходят, гуляй, пламя свободы. Хорошая машина, да… Машина хорошая, а вот народ дрянь оказался, мелкий, скабрезный. Я им коллективизацию, а они мне фигу в кармане, я им индустриализацию, а они мне вторую. Не захотел народ социальной справедливости, не умеет, гад, не воровать. А лентяй какой — страх один. Сапоги купишь, гвозди торчат, Бошка вытащил из-под стола сапог и покрутил им над зеленым бархатом, холодильник — вода течет, телевизор… — Бошка опомнился. — Телевизор, это такая штука хитрая, вроде телеграфа, с изображением. Никчемная вещь, только время зря отбирает. Но если хочешь, я могу тебе, уважаемый, поставить.