Светлый фон

— Ты, Валентиныч, не скалься. Мне с ними еще работать и работать! Хоть как-то…

— Да уж, работенка у тебя, — посочувствовал Сидоренко. — Не завидую! — он передернул плечами. — Красавцами их не назовешь… А еще и запах! Весь холодильник провонял! Трупный запах он… Он даже в металл въедается! Хрен потом от него избавишься! Может с них плоть до костей содрать? — неожиданно предложил майор. — Чистенький скелетик всяко эстетичней. Вон на Харитона Никанорыча любо-дорого посмотреть! И запаха никакого!

— Ладно, Валентиныч, не парься, — произнес некромаг. — Я потерплю. Не впервой. Сейчас других дел по горло. Да и жалко мне пацанов этих. Никанорыч-то, поц привычный, сам в Личи попросился. А этих архаровцев мы насильно с того света выдернули…

— Знаю, переживают парни. Семьи, дети… Как такими жить? Нет обратной дороги!

— В том-то и дело, что есть, — возразил некромаг. — У фрицев эта процедура поставлена на поток.

— Переселение сознания из тела в тело?

— Да. Разгадать бы нам этот секрет, глядишь, и нашли бы для пацанов новые тела… Часть процедуры мне известна, я её из головы оберштандартенфюрера Густава Альтхайма во время допроса выудил. Жаль, что он окончания обряда не видел — в отключке был. Есть у меня идейка одна… Вот получится или нет — не знаю. Но попробую… А как вообще дела на фронте?

— Пока все отлично. Гансы смирно сидят, не пырхаются. Видать, силы копят. Твои зомби их знатно потрепали.

— И еще потреплем, будь спок!

— А вот батюшку ты своими видениями переполошил. Сам не свой в Кремль на доклад поехал.

— «Круг богини»?

— Круг, будь он не ладен!

— А в чем проблема? — спросил Петр Семеныч.

— Долгая история. Батюшка вернется, сам все расскажет…

— Я так понимаю, ничего хорошего?

— Правильно понимаешь, — ответил Сидоренко.

— Ладно, Валентиныч, я в холодильник. Ты со мной?

— Увольте, — поморщился Сидоренко. — Я сегодня позавтракал плотно…

— Ладно, сам справлюсь, — не настаивал некромаг. — От тебя в этом деле все-равно толку никакого. А на чужой блевотине скользить — то еще удовольствие!

— Я тоже тебя люблю! — Сидоренко помахал Петру Семенычу рукой и скрылся за дверью.