Дженкинс концентрируется на Лиззи. Мег-альбинос кружит вокруг приманки, проявляя осторожность.
– Ку-ку, я тебя вижу. Ну а где ж твоя вредная сестренка?
Скотт снова смотрит на мониторы. И неожиданно видит ее, существо с темной спиной. Белоснежная треугольная голова заполняет экран монитора, принимающего изображение с видеокамеры Шеннон.
– Шеннон, назад! Бела атакует яхту.
Панталасса
ПанталассаДвадцать четыре тысячи футов.
Частицы ила и ошметки плоти мозазавра продолжают вылетать из-под дна титановой лаборатории, словно хвост кометы. Стальной трос под тяжестью лаборатории весом сорок семь тонн надрывно скрипит, грубо нарушая первобытную тишину Панталассы.
Лабораторию во время всплытия в непроглядной тьме сопровождает «Эбис глайдер». Пилот подводного аппарата, зажатый в тесной кабине, покрывается холодным потом при каждом тиканье электронных часов, отчетливо представляя себе, как убывает драгоценная вода в системе жизнеобеспечения сына, а с ней – и последние молекулы воздуха.
Двадцать три тысячи футов.
Джонас уже в который раз прикидывает скорость подъема лаборатории.
Отбросив секундное сомнение, Джонас берет рацию:
– Дэвид, сколько воздуха у тебя осталось?
– Подожди. – Дэвид уходит, затем возвращается, проверив датчик уровня воды. Голос его звучит напряженно. – На восемнадцать минут.
Джонаса бросает в холодный пот. Не хватает тридцати минут! Он тяжело сглатывает и старается не выдавать своего волнения, упорно отгоняя встающий перед мысленным взором образ Стивена Моретти, хладное тело которого вынули из примерно такой же подводной сферы.
– Дэвид, мы поднимаемся достаточно быстро, но придется еще потерпеть. Неужели больше нигде нет воды?
– Нет. И наши мочевые пузыри тоже пустые. А сколько нам еще подниматься? Папа… Папа, ты там?
Джонас выключает рацию. Он долго держался лишь на адреналине и страхе – страхе за жизнь своего сына. Несмотря на повторный спуск в адские глубины Панталассы, несмотря на смертельно опасные атаки Ангела и прочих тварей, которые даже саму Мать-Природу заставили бы содрогнуться в ночном кошмаре, Джонас не думал о собственном благополучии… вплоть до этого момента.