Ахемен прикрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Время шло.

— На телеге не объедешь!.. — недовольно заскрипел совсем рядом старушечий голос.

— Что?! — Ахемен подскочил.

Маленькая старушка — чулки винтом, вечное пальто с намертво вылинявшим воротником, нелепая, не по сезону, панама с зелеными ромашками — шкандыбала с громадными сумками к подворотне. Она была очень недовольна тем, что тут стоял танк. Танк мешал ей пройти.

С ненавистью глянув на Ахемена, она протиснулась между танком и стеной и, покачивая головой на тонкой шее, направилась к дому. Ахемен ошалев глядел ей вслед.

А Пакор там, в доме, ничем таким особенным не занимался. Позвонил в дверь первой попавшейся квартиры, вежливо объяснил:

— Мадам, тысячу извинений. Мы военные преступники и дезертиры и очень хотим жрать.

Мадам, обтирая мокрые руки о халат, хмуро уставилась на него. Это была очень усталая, очень замордованная жизнью мадам. Из кухни рвались истомляющие душу запахи семейного обеда.

— Преступники? — переспросила мадам неодобрительно. — А что вы натворили?

— Угнали танк, разворотили пол-Вавилона, — охотно объяснил Пакор. — Правда, жрать очень хочется.

Мадам медленно оглядела румяную рожу Пакора, его крепкий живот, ноги сорок четвертого размера в высоких ботинках. Поджала губы.

— Ну, и сколько вас таких?..

— Двое.

Она явно не поверила ни одному его слову. «А город подумал — ученья идут…»

— Ладно. Подожди. Да не топчись тут, я полы мыла.

Пока она возилась на кухне, Пакор глазел, насколько позволяла прихожая, на тесную, полную вещей квартирку. Вон за той дверью, над которой болтаются гимнастические кольца, наверное, детская. А там — спальня. Она же гостиная. По телеэкрану, под салфеткой, прижатой уродливой фарфоровой собачкой, трепались и кобенились холеные бляди. «Я предпочитаю косметику от Забабы-Ани, поскольку она более тщательно ухаживает за моей кожей, проникая в эпидермис…» Он не видел, но догадывался, что в другом углу стоит пыльная стеклянная «горка», набитая треснувшими сувенирными чашками и мятыми фотографиями детей.

Весь этот убогий пронафталиненный уют показался вдруг Пакору таким недосягаемым, что зубы заныли. Нергал-Нергалище, дружище-убивалище, ну почему…

— Держи.

Мадам вручила ему большую миску. На дно миски была постелена фольга — небось, дырявую выделила. Пакор проверил пальцами дно: точно, вон дырочка. В миске лежала горой картошка, облитая мясной подливой с кусками лука, а сбоку притулились два щедрых ломтя хлеба с дешевой колбасой.

— Еще попить, — обнаглев, попросил Пакор.