Непогода держалась двое суток, до самого мыса Кинтайр, самого выдающегося в море полуострова Шотландии. Да и после, весь путь до острова Айли, где они повернули к суше, держась вдоль северного побережья Кинтайра, их продолжало изрядно швырять. Хорошо еще, ни одного ирландского корабля они не встретили: наверняка у их капитанов и команд хватило ума отсидеться в такую погоду в порту. Впрочем, в нынешнем своем жалком состоянии Лайлокен обрадовался бы и удару ирландского меча — все лучше, чем эта непрерывная, выворачивающая наизнанку Богом проклятая тошнота.

Беннинга морская болезнь Лайлокена тоже раздражала, и это брезгливое презрение бога только усугубляло его жалкое состояние. Так они миновали остров Йора — длинную пологую полоску земли перед ирландской крепостью Дунадд, где вожди клана Скотти короновались на власть над вождями других перебравшихся в Далриаду ирландских кланов.

На палубе стоял, широко расставив ноги, Медройт, жадно вглядывавшийся в надвигавшуюся береговую линию. Шлюп приближался к порту у крепости. Обидно, но Медройт не страдал морской болезнью и пяти минут, вызвав тем самым одобрение моряков.

— По-гэльски говоришь? — спросил капитан, подходя к Медройту.

Тот оглянулся.

— Ни слова. Я вот с самого отплытия из Гэлуиддела гадаю, как-то я буду с ними общаться?

Капитан расплылся в улыбке.

— Да уж одно то, что ты приплыл в ихний Дунадд-Харбор, тоже кой о чем говорит, парень. По крайней мере уважать тебя будут уже за это.

Угу, мрачно согласился Лайлокен. Будут уважать всю дорогу на виселицу. Или у них тут принято рубить головы топором? Лайлокен мог связать по-гэльски пару фраз, не больше, а когда спросил Беннинга, как с этим у него, ответом был взрыв ярости. Гэльский? Эта варварская тарабарщина? Да я скорее соглашусь, чтоб мне вырвали язык, чем буду говорить по-гэльски!

Лайлокен искренне надеялся, что ирландцы не исполнят этого беннингова желания.

Парус громко захлопал над головой — это рулевой переложил тяжелый румпель, поворачивая шлюп ко входу в порт. Волны зашлепали в борт, раскачивая судно, и Лайлокен стиснул зубы, сдерживая тошноту, чтобы не осрамиться на глазах у всего порта. Вцепившись в края гамака — перевязанного и сверху, чтобы он не вывалился ненароком за борт, — он собрал остаток сил и вытерпел-таки весь этот бесконечный остаток времени, пока они не вошли в спокойные воды гавани.