У него все же хватило сил еще на один вопрос:
— Это противоядие?
Она прикусила губу: ей отчаянно не хотелось, чтобы он видел ее неуверенность.
— Это лучшее, что у меня есть. Лучшее, что вообще есть. Чудо еще, что оно вообще у нее нашлось, и я не знаю ничего другого, что могло бы помочь, — с учетом того, что она тебе дала. Чего я не знаю — много ли она тебе скормила, какой крепости и как долго оно на тебя действует. Вот выпей еще, братец, и выпей еще воды, чтобы смыть яд.
— Чем я еще могу помочь? — спросила Килин, стоявшая рядом с ним на коленях, чтобы каждую пару минут вытереть пот с его лица.
— Ты уже помогла, детка, больше, чем тебе кажется. — И не только Арториусу — своими хлопотами, не только скоростью, с которой она принесла уголь. Она помогла и рождающемуся союзу. Она показала британским королям, толпившимся за дверью в ожидании новостей, что союз действительно имеет шанс выжить. Никто из тех, кто видел, как заботливо ухаживает она за дукс беллорумом, не мог больше подозревать ее в каких-либо коварных умыслах. А при виде гордости за нее, светившейся в глазах Медройта, на глаза Морганы снова навернулись слезы.
Моргана нашла в себе силы улыбнуться девушке.
— Но, конечно, ты можешь подежурить вместе со мной. Нам придется не отходить от него всю ночь. Анцелотис, помоги уложить его в постель. Помоги ему, Медройт. И кто-нибудь, уберите эту падаль из комнаты моего сводного брата. — Она мотнула головой в сторону Ковианны Ним, не желая даже смотреть на останки женщины, впитавшей в себя всю ненависть Маргуазы, всю ее жажду власти, и использовавшей их для разрушения, как и сама Маргуаза много лет назад.
Она так и не отпускала руки Арториуса, продолжая щупать ему пульс — тот оставался слабым, но окреп немного и сделался ровнее. Его перенесли на кровать; он силился помочь, но паралич не отпускал его, отчего в горле у Морганы застрял комок.