Еще Карл рассказывал о людях и об их деяниях — о силаче Самсоне, прекрасной и несчастной Дейрдре, охотнике Крокетте…

Йорит, дочь Виннитара, словно забыла о том, что достигла брачного возраста. Она сидела среди детей на полу, у ног Карла, и слушала, а глаза ее, в которых отражалось пламя, светились двумя яркими звездочками.

Порой Карл отлучался, говорил, что ему надо побыть одному, и пропадал на несколько дней. Однажды, несмотря на то что он запретил ходить за ним, за Карлом увязался паренек, еще юный, но уже умевший выслеживать дичь. Домой он возвратился очень бледный и пробормотал, что Седобородый ушел в Тивасов Бор. Готы отваживались появляться там лишь в праздник середины зимы, когда они приносили под соснами три жертвы Победителю Волка[45] — коня, собаку и раба, чтобы он прогнал стужу и мрак. Отец мальчишки выпорол сына, а разговоры затихли сами собой. Если боги не карают пришельца, лучше не доискиваться, в чем тут дело.

Карл приходил обратно в новом платье и непременно с подарками. Пустяковые на первый взгляд, они поражали воображение, будь то нож с необычно длинным стальным лезвием, роскошный пояс, оправленное в медь зеркало или хитроумный садок для рыбы. Постепенно на хуторе не осталось ни единого человека, который не обладал бы тем или иным сокровищем. На все вопросы Карл отвечал: «Я знаю тех, кто это делает».

Весна продвигалась все дальше на север: таял снег, река взламывала ледяной панцирь, набухали и распускались почки. Из поднебесья доносились крики перелетных птиц. В загонах слышалось тоненькое мычание, блеяние и ржание. Люди, щурясь от ослепительно сверкавшего солнца, проветривали дома, одежды и души. Королева Весны, восседая на влекомой быками повозке, вокруг которой танцевали юноши и девушки с гирляндами из листьев и цветов на головах, возила от хутора к хутору изображение Фрийи, чтобы богиня благословила пахоту и сев. Молодые сердца бились чаще и веселее.

Карл уходил по-прежнему, но теперь возвращался, как правило, в тот же день. Они с Йорит все больше и больше времени проводили вместе, гуляли по лугам и бродили по лесам, вдали от любопытствующих взглядов. Йорит как будто грезила наяву. Салвалиндис упрекала дочь в том, что она пренебрегает приличиями, — или она ни во что не ставит свое доброе имя? Виннитар успокоил жену; сам он не спешил с выводами. Что касается братьев Йорит, они хмурились и кусали губы.

Наконец Салвалиндис решила поговорить с дочерью. Она привела Йорит в помещение, куда женщины, если у них не было других занятий, приходили ткать и шить. Поставив девушку между собой и широким ткацким станком, словно чтобы она не сбежала, Салвалиндис спросила напрямик: