— Думаю, ни то ни другое, — отозвался Тарасмунд. — По-моему, он слишком уж прислушивается к тому, что нашептывает ему на ухо Сибихо, который даже не гот, а вандал. Но — слышит тот, кто хочет слышать. — Он повернулся к Скитальцу. — Ему все время мало той дани, какую мы платим, он затаскивает в свою постель незамужних женщин, желают они того или нет, — в общем, всячески издевается над людьми. Сдается мне, он намеревается сломить волю тех вождей, которые осмеливаются перечить ему. Если этот поступок сойдет ему с рук, значит, он одолел нас.
Скиталец кивнул:
— Ты, без сомнения, прав. Я бы добавил только, что Эрманарих завидует власти римского императора и мечтает о подобной для себя. А еще он слышал о распре между Фритигерном и Атанариком, поэтому, должно быть, решил заранее покончить со всеми возможными соперниками.
— Мы требуем справедливости, — повторил Тарасмунд. — Он должен будет заплатить двойную виру и поклясться на Камне Тиваса перед Большим Вечем, что будет править по древним обычаям. Иначе я подниму против него весь народ.
— У него много сторонников, — предостерег Скиталец. — Поклявшиеся в верности, те, кто поддерживает его из зависти или страха, те, кто считает, что готам нужен сильный король, особенно теперь, когда гунны шныряют вдоль границ и вот-вот перейдут их.
— Да, но на Эрманарихе ведь свет клином не сошелся, — вырвалось у Рандвара.
Тарасмунд, похоже, загорелся надеждой.
— Господин, — обратился он к Скитальцу, — ты победил вандалов. Покинешь ли ты свою родню в канун предстоящей битвы?
— Я… не могу сражаться в ваших войнах, — ответил Скиталец с запинкой. — На то нет воли Вирд.
Помолчав, Тарасмунд спросил:
— Но ты хотя бы поедешь с нами? Король наверняка послушает тебя.
Скиталец откликнулся не сразу.
— Хорошо, — промолвил он. — Но я ничего не обещаю. Слышишь? Я ничего не обещаю.
Так он оказался, с Тарасмундом и другими, во главе многочисленного отряда.
Эрманарих не имел постоянного места проживания. Вместе со своими дружинниками, советниками и слугами он ездил от дворца ко дворцу. Молва уверяла, что после убийства племянников он направился в пристанище, которое находилось в трех днях пути от Хеороти.
Те три дня весельем не отличались. Укрывший землю снег хрустел под копытами коней. Небо было низким и пепельно-серым, а сырой воздух застыл в неподвижности. Дома под соломенными крышами, голые деревья, непроглядный мрак ельников — разговоров было мало, а песен не слышалось вообще, даже вечерами у костров.
Но когда отряд приблизился к цели, Тарасмунд протрубил в рог и всадники пустили коней в галоп.