Кое-кого удивляет, что наша карибская братва достаточно быстро превратилась в настоящий флот. Меня тоже это удивляло. До поры до времени. Пока я не поняла, что у меня есть один мощный союзник.
Море.
Море.
Море со своим тяжелым характером каждый миг испытывает нас на излом. И, чтобы выжить здесь, мало быстро махать саблей, метко стрелять или ловко драться в рукопашной. Здесь не выжить без умения работать в команде. Море сплачивает людей так, как на суше их способна сплотить только сильная идея. И если раньше здешние пираты, получив свою долю добычи, быстро забывали о том, что они команда, то сейчас кое-что изменилось. Эскадры-то какие! И берем мы противника не столько числом, сколько умением, которое очень сильно зависит от сплоченности. Этим мы и отличаемся от сухопутной братвы, которая, чуть запахнет керосином, сразу накладывает в штаны и разбегается в разные стороны. Им никогда не стать настоящей силой.
Море со своим тяжелым характером каждый миг испытывает нас на излом. И, чтобы выжить здесь, мало быстро махать саблей, метко стрелять или ловко драться в рукопашной. Здесь не выжить без умения работать в команде. Море сплачивает людей так, как на суше их способна сплотить только сильная идея. И если раньше здешние пираты, получив свою долю добычи, быстро забывали о том, что они команда, то сейчас кое-что изменилось. Эскадры-то какие! И берем мы противника не столько числом, сколько умением, которое очень сильно зависит от сплоченности. Этим мы и отличаемся от сухопутной братвы, которая, чуть запахнет керосином, сразу накладывает в штаны и разбегается в разные стороны. Им никогда не стать настоящей силой.
Мы — стали.
Мы — стали.
Вечером того же дня Галка получила письмо. И по тому, как внезапно побледнела, подобралась жена, Джеймс понял: вот он и настал, решающий момент.
— Ты боишься, Эли? — спросил он.
Галка провела ладонями по лицу — будто умываясь. Откинулась на спинку резного стула. Затем посмотрела в окно каюты. Там, за кормой стоявшей на рейде «Гардарики», драгоценным рубиновым ожерельем светился закат. «Ветер будет, — подумалось вдруг. — Если западный, то плохо…»
— Джек, мне все эти годы было страшно, — едва слышно прошептала Галка. — Только пойти у страха на поводу означало смерть. Поэтому я…
— …сама держала страх на поводке, — мягко улыбнулся Джеймс. — Потому весь Мэйн знает тебя как капитана Спарроу, которая самого черта не боится. Но я сейчас говорил об этом письме. Тебе страшно делать шаг за черту, из-за которой уже не будет возврата.
— Да, Джек. — Галка посмотрела на мужа со странной смесью любви и сожаления. — Знаешь, чего я боюсь? За этой чертой слишком многое будет зависеть не от нас. Я готова предложить Франции довольно выгодный вариант, от которого сложно отказаться. И если Франция его не примет — а это возможно: король не с той ноги встанет, месье Кольбер будет не в духе, Англия подумает и снова влезет в войну против коалиции — то жить нам останется недолго. Тогда — все напрасно. Все эти годы, что я ломала через колено себя и других… Джек, что мне тогда останется делать? Только поднимать черный флаг и воевать против всех. Опять-таки недолго.