– Это я ее приодел, Жерри, – с гордостью водил пальцем по фото Алехандро. – Она из бедной семьи. Это дорогая одежда. Понимаешь?

– Сколько же ей лет? Она выглядит совсем молодой?

– Ей девятнадцать, – Алехандро делал два взмаха растопыренными ладонями, загибая большой палец правой руки при втором взмахе; улыбался. – Ей было шестнадцать, когда я уехал. Это любовь, Жерри. Понимаешь?

Я понимал. Я кивал головой. Я смотрел на фотографию.

– Она ездит на мопеде?

– Это брата. Я деньги послал – брат купил.

Из его рассказов я понял, что деньги, которые он здесь зарабатывает, – огромное состояние там, в гватемальской деревне.

– Когда я приеду домой, мы с Мирабеллой будем ездить в город, и там я куплю все билеты в кино – и они будут показывать только для нас двоих. Больше никто. Весь сеанс только для меня и моей Мирабеллы. Я был мальчик (Алехандро показывает рукой, каким он был маленьким мальчиком), и у нас с братом никогда не было денег ходить в кино. Мы залезали высоко на дерево (Алехандро показывает рукой высоко над головой) и смотрели про вашу русскую войну (Алехандро стреляет из воображаемого автомата, и кидает воображаемую гранату куда-то в сторону кабинета моего начальника). Теперь мы будем одни: я и Мирабелла. Все кино. Понимаешь?

Разумеется, я понимал его. Что может быть плохого в такой жизни?

– Я посылаю им деньги каждую неделю. Американские доллары по проводам. И одежду тоже посылаю: маме, Мирабелле, брату. Мирабелла любит меня. Она ждет. У тебя есть дети? Я тоже буду отец, когда приеду богатый. Мои дети будут ходить в лучшую школу, и никому из них не надо будет работать на четырех работах без выходных. Понимаешь?

Мне нравился этот парень. Какая-то простая природная честность была в его лице. Что-то безвременное, общее для всех людей было в его мечте о счастливой жизни. Я радовался его появлению каждый вечер, и даже ловил себя на мысли, что с удовольствием жду его.

Я рассказал ему о своем городе, показывая фотографии на стенках своего маленького офиса. Несколько иллюстраций художественных работ менялись на моем компьютере: Пикассо, Эль Греко, Ботеро, Тиссо, Ренуар. Никого из этих художников Алехандро, конечно, не знал, и я с удовольствием отвечал ему на вопросы о том, почему нарисовано так, а не иначе. Особенно его заинтересовала картина Джеймса Тиссо «Каин и Авель».

– Почему они идут за руки? Это геи?

– Нет, Алехандро. Это братья. Каин и Авель. Ты, наверное, слышал про Каина, который убил своего брата Авеля? Нет? Странно.

И я, как мог, пересказал ему библейскую историю. История расстроила Алехандро.