Черт…
Пахло газом, где-то через развалины пробивалось танцующее пламя, пыль не улеглась до сих пор – наверное, Голощекин меня уже схоронил, а может, решил сваливать от греха подальше. Что ж, если не выполнил приказ – его дело.
Пулемет я так и оставил – на краю развалин, запомнил где – мало ли, что потом. Автомат за спиной, не факт что целый – вон какая дрянь на меня падала, голова до сих пор раскалывается, а во рту привкус соленый – могло и автомат разбить таким же вот куском, что мне по башке прилетел. Запросто. И какой все-таки придурок автомат – основное оружие бойца, не пистолет даже для полицейских – из пластика делает? Написать, что он по прочности металлу не уступает, можно, бумага все стерпит – а на деле как? Выяснять бы не хотелось…
Пистолет в правой руке – на всякий случай. Развалины изнутри курятся дымком, руки уже все избиты, а кое-где и изрезаны. Как можно ближе к десантникам, они – сразу за развалинами, а там – как повезет.
И тут – как нарочно… Один из десантников с шумом увалился как раз в шаге от меня, удобное тут укрытие – полстены осталось, толстая каменная кладка. По сторонам он, естественно, не глядел – да и как в горячке ночного боя углядишь притаившегося в ожидании добычи – «языка» – разведчика. Подняв автомат, он выпустил длинную очередь, как-то еще дернулся – но было уже поздно…
Первым делом замер, проверил – пульс есть. Мог бы и сильнее оглушить, хреново так – со своими. Но делать нечего. Стараясь не светиться, не привлекать внимания, связал руки десантника заранее приготовленной веревкой, в рот засунул грязный носовой платок – больше просто под рукой ничего не было. Не поднимаясь, потащил десантуру в глубь развалин.
Десантник оказался крепким – задергался, метров десять не проползли. Ну значит, сейчас и познакомимся…
Навалился на него сверху – чтобы не вскочил, прижался губами к уху пленника…
– Слушай сюда, десантура! Я старший лейтенант Черноморского флота Александр Воронцов. Если дошло – кивни.
Десантная группа, вертолет Шесть-один
Десантная группа, вертолет Шесть-один
Если бы фельдфебель не лежал, вжимаясь всем телом в острые грани битого кирпича, а стоял – то после услышанного он, скорее всего, упал бы. Русская речь – последнее, что он ожидал услышать в такой ситуации.
Первая мысль, которая пришла в голову, как только он немного пришел в себя, была – попался. И теперь – все, смерть будет избавлением. Фельдфебель, да и все десантники знали, что делали с русскими пленными бандиты в сорокалетнюю войну, хорошо знали и помнили – а сейчас лучше не будет.