– Прошу прощения, у вас закурить… не найдется?

Лидка обернулась.

Парень лет двадцати, старшая группа. Ровесник Максимова, но совершенно на него не похож. Высокий, с длинными руками и ногами, с продолговатым лицом и прозрачными глазами чуть навыкате. В свое время мог бы оказаться у Лидки в классе…

– Я не курю, – сказала она медленно. И поняла, что нужно повернуться и уйти. И не возвращаться в этот парк никогда…

Рука в кармане стиснула одновременно и листок-памятку, и коробочку со снотворным.

Парень моргнул. У него были длинные пушистые ресницы, он не был похож на неудачника, отвергнутого ровесницами. Интересный парень.

Секунды шли. Не бежали, а именно шли, вразвалочку, кажется, даже прихрамывая.

– У вас какие-то неприятности? – спросил парень.

– С чего ты взял? – спросила она учительским тоном.

Парень отступил на шаг.

– Показалось… У вас такие… глаза.

– «Глаза», – передразнила она, выпятив подбородок. – Как тебя зовут?

– Иннокентий, – ответил он, совершенно не смутившись. И добавил, переходя на «ты»: – А тебя?

Она быстро огляделась. Направо. Налево. За спину…

– Ты не должен знать, как меня зовут. И я не хочу ничего знать о тебе, кроме имени. Ясно?

«Я ли это? – удивленно спросил внутренний голос. – И я действительно на ЭТО пойду?!»

– Ясно, – деловито сказал Иннокентий. – Мой паспорт…

– Не надо… Ничего не надо. Только скажи, почему ты ко мне подошел? Я же старая?!

Иннокентий вдруг покраснел. Уши вспыхнули, как два рубина.

В родильном зале выбирались на свет по двадцать-тридцать младенцев одновременно. Врачи в синих балахонах расхаживали от стола к столу, обезумевшей от боли Лидке мерещился нескончаемый человеческий конвейер.