И гены Арины…

Ладно, оставим Никаса. Скажи: неужели тогда, когда мы сидели на кухне двадцать пять лет назад, ты не предвидел обвальной инфантилизации человечества? Этого неудержимого стремления к внутреннему комфорту? Не могу поверить. Думаю, ты прекрасно знал то, что теперь знаю я: человечество, как оно есть, приспособлено для существования в трагичном мире. В том, какой был у нас до твоего прихода. Мы все мечтали о комфортном мире… И потому так радостно ломанулись за тобой. И получили награду… Наш мир полностью приспособлен для наших нужд. Трагедия ушла: осталась в лучшем случае драма. Или мелодрама. Пережитки прежнего мира — страх, ревность, стыд, разочарование — мешают, как песок в башмаке. Следующий естественный шаг — пусть все будут счастливыми. Ежесекундно. Спокойными и счастливыми. Ты можешь это сделать уже сейчас. Секунду назад. Может быть, ты уже это сделал?

И Ким оглядывался, как будто гипотетические «счастье» и «покой» уже витали вокруг в виде белых и розовых облачков.

Считай, что я пошутил, думал Ким и даже пытался усмехнуться. Чудовищная несправедливость, звериная жестокость мира, из которого ты нас вытащил, оправдали бы любую модификацию. Да, оправдали, говорю, что слышишь… Но ты выбрал другой путь. Ты искусственно создаешь препятствия тем, кто сейчас взрослеет. Чтобы дать им возможность развиваться, а не просто расти. Ты вернул нам страх выбора… но не до конца, потому что, во-первых, никакой выбор не фатален, а во-вторых, всегда можно пойти в беседку и спросить совета…

Ты знаешь, встреча с Никасом пошла мне на пользу. Я по-другому теперь смотрю на Первую Космическую… Я, отец, провожающий сына в неизвестность, где с ним может случиться все что угодно, где он будет долгие годы жить в замкнутом пространстве и видеть небо только на стереоэкране… И я больше никогда его не коснусь… Современный отец сказал бы: он ведь сам этого хочет, значит, так ему лучше, и пусть летит. А я не современный отец, и мне всякий раз становится дурно, когда я понимаю, просыпаясь по утрам, что время до старта сократилось еще на один день…

Но если он, оказывается, зерно, избранник, посланец… Что, мне должно быть легче?

ГЛАВА 25

ГЛАВА 25

— Загулялась? — сухо спросила Виктория Викторовна.

Юлька Тамилова сразу же выловила в голосе матери новые, прежде не звучавшие нотки. Насторожилась:

— А что?

— Надо поговорить, — сказала Виктория Викторовна.

— О чем? — спросила Юлька, удивленная.

— Скажу, — сухо пообещала Виктория Викторовна. — Сядь.

Юлька села. Мать смотрела на нее новым, странным, немного пугающим взглядом.