Да, ты знала.

Что же он сможет, друг-Феденька, когда Закон откроет ему свои двери?!

И кого видишь ты, глядя сквозь него: себя? да, себя… немного — Фиру… но почему — кого-то еще?

Многих? разных?

Разве так бывает?!

* * *

Ничего не проявлялось на экране потолка.

Ничегошеньки.

Спрашивай, не спрашивай — жди ответа, как соловей лета…

Ты встала, накинула на плечи шелковый пеньюар. Мужнин подарок, к третьей годовщине свадьбы. Прошла к трельяжу, легко опустилась на мягкий пуф; всмотрелась в зеркальную гладь, окруженную шаловливыми Купидонами, словно воспоминание о Феденькином триумфе мимо воли толкнуло тебя на этот поступок.

Помнишь?

— …не надо тебе на мне жениться. Глупости это все. Ты сейчас на меня сквозь стекло глядел, а другие — они на тебя, как на стекло, смотрят. И видят за Федькой-стеклом — меня. Старую, злую; умную. Жизнью битую. Разную. Просто они слепые. Они думают, что это все ты: и стекло, и за стеклом. Оттого ты им нравишься, оттого зовут к себе. Ведь зовут, да?

Думала ли, — старая? да! злая? да! битая? да!!! — что доведется вглядываться в собственного «крестника», в Федьку Сохача, влюбленно пытаясь увидеть сквозь него иные тени? Себя? да! — но ревность люта, как преисподняя: откуда другие?!

За ним? за твоим?!

Смирила дыхание; заставила зеркало откликнуться не грезами — отражением.

Твоим.