Хамский ответ, конечно, но Алевтина простит.

– Дома надо спать, Бородин, а на занятиях слушать педагога.

– Я слушаю, Алевтина Ивановна, я весь – одно большое ухо.

Улыбнулась. Представила Игоря Бородина в виде уха. А однокашникам только палец покажи…

– Тихо, тихо… Прямо дети… Кончили разговоры, продолжаем урок…

Продолжаем… Итак, на чем мы остановились? Ах да: приглушенные тона осени. Окна в классе чистые, отдраенные перед началом учебного года, за одну сентябрьскую неделю не запылились, а видно-то сквозь них лишь небо, тусклое, как стираные-перестираные джинсы с заплатами облаков. Каково сказано? Сравнение в духе конца двадцатого века, броское и убедительное, а также лаконичное.

– Ну ладно, – опять Алевтина, неймется ей, – до звонка – пять минут, я вас отпускаю. Только тихо!..

Экое благородство! Хоть пять минут, да наши.

– Бородин, останься.

Не вышел номер.

– Надо ли, Алевтина Ивановна?

– Ну ты и нахал, Бородин! Если я говорю, значит, надо.

– Хозяин – барин. – Это уж по привычке, чтобы его слово последним было. А так-то зря к Алевтине цеплялся, безвредная она и историю неплохо ведет, интересно…

– Что с тобой, Игорь?

– А что со мной, Алевтина Ивановна?

– Ты в последнее время стал каким-то рассеянным, остраненным.

Красивое слово – «остраненный». А ведь, если вдуматься, – ничего хорошего. Остраненный – со странностями, сдвинутый по фазе, псих ненормальный. Спасибо, Алевтина Ивановна.

– Спасибо, Алевтина Ивановна.

– За что?

– Да нет, это я так.