— Будешь.

— Куда?

— А то не знаешь…

Пациент порывисто вскочил на красный бархат, срывая с ковра допотопный винчестер. Задёргал рукоять, пытаясь загнать патрон в патронник. Я, не вынимая рук из карманов, тоскливо взирал на его телодвижения. Люси на плече завывала, топала и рвала моё ухо.

Сладив с ружьём, больной повернулся в нашу сторону, водя стволом вверх-вниз.

— Зря ты это затеваешь… — вздохнул я.

Клиент взглянул мне в глаза, открыл рот, чтобы что-то крикнуть, и тихо закрыл его. Не знаю уж, что он прочитал в моём взоре, но руки его понуро опустились, расслабли, обмякли, безвольно выпустили из пальцев приклад. Винчестер грохнулся на цветастое шерстяное покрытие пола.

— Напрыгался? — зевнув, поинтересовался я. — Ну, пошли.

Начальница была готова лопнуть, как полная ампула в печке, от гнева. Даже шерсть её встала дыбом. Хвост наотмашь колошматил по жести капота.

— Шурка, я откажусь с тобой работать! Вали на линию вкалывать! Мне не нужен дохлый фельдшер! Труп мало того что воняет, так ещё и ящик носить не может!

— Не может, говоришь… А я что делаю?

— Что ты сказал?!

— Ничего. Прости. Устал, наверное.

Я выловил из-за кислородного баллона склянку с виски. Скрутил пробочку. Сделал большой глоток, сплюнул на пол. Закрутив аккуратно, убрал на место. Закурил.

Мышка, насупясь, следила за моими манипуляциями. Дёрнула ушками:

— Не нравишься ты мне что-то последнее время, парень.

— Ты думаешь, я себе нравлюсь…

А сырая хмарь после твоего отлёта на много дней сменилась ясным синим небом и почти летним ласковым теплом. Только не радовало меня солнышко становилось ещё хуже. Да и обманчиво солнце осени — холодно уже ночами, и копится в низинах тяжёлый сырой туман.

Недолго допекал я семью своим необъяснимым для них депрессивным настроением после расставания с тобой — на дежурстве, возвращаясь из далёкой областной больницы, въехал в такую вот густую пелену тумана, и он поглотил меня, унеся из мира моей семьи, из мира моей любви, моего пропавшего счастья…

Патрик нацелился выбивать дверь плечом, но, вовремя заметив, что она открывается наружу, одумался.