На перезарядку времени не остается, придется бегать. Покинув уютную вяженку и увернувшись от ее же плетей, я перемахнул бревно и, плюхнувшись на землю, вытащил следующий магазин. Паук явно потерял ориентацию, а вяженка лениво потащилась за мной, перебирая по земле корешками. Еще ее мне тут не хватало. Правильно, растревожил хищника – теперь не отвяжется. На то и вяженка...
Усмехнувшись собственной шутке, я устроился поудобнее и продолжил расстрел паука. И тут случилось непредвиденное.
Вот, правду говорят – век живи – век учись. Когда б ты старших слушал, Селиванов. Для начала, хотя бы старших по званию.
...Лапы у моего паука подкосились, и он начал крениться вбок. Он был уже убит, только еще не успел сообразить, что умирает, и до сих пор упрямо пытался подняться, скользя по залитой собственной кровью земле.
— Прости, подруга, – сказал я, опуская оружие. – Закон. Я защищался. Я бы не убил тебя, не будь тебе необходимо убить меня, правда? Пищевая цепь...
Ее было жалко. Все же, она была единственным живым существом в мертвом городе. И она не сдалась на милость победителя.
А я и не знал, что у них есть иголки...
Иголочка выстрелила откуда-то из-за ее нижней челюсти и воткнулась в бедро. Я успел удивленно поглядеть в последний раз на паука, хотел, было, вытащить ее – но пальцы отчего-то не слушались. В следующее мгновение картинка поплыла перед глазами, и я свалился на землю рядом с уже затихшим пауком.