Иван скинул с плеча «сидор» и выложил на столик свой сухой паек – банку тушенки, два брикета гороховой каши, брикет сухого киселя, пакет сухарей и две банки частика в томате.

– Вот, все, что могу.

– Что вы, что вы! Вам нужнее!

– Берите. А лучше всего уезжайте из Москвы, в какую-нибудь деревню – там с питанием проще. Да и пальцем показывать на вас не будут. Окончится вой-на – разберутся, реабилитируют. Только вам дожить надо.

– Он… убит? – Ее глаза смотрели на Ивана с надеждой.

– Честно скажу, сам лично тела не видел. Ранен был, в госпитале лежал. Но в той мясорубке шансов уцелеть мало у кого было. Нас было немного, и патронов на всех не хватало.

– Где это произошло?

– Быстро все случилось – налет, бомбежка… Полустанок маленький, надписи нет, какой-то километр – я толком и не видел. А увезли оттуда без памяти. Но при желании, после войны, думаю – найти можно. Должны же люди помнить, железнодорожники хотя бы. Братская могила быть должна.

– Думаете, мы победим?

– Не сомневаюсь. Пока есть такие командиры, как ваш муж, Россию не победить, не согнуть.

– Спасибо за весть. Вы так убежденно говорите, как будто наперед знаете.

– Не знаю, но верю, – поосторожничал Иван. – Русь тысячелетия стоит, и кто только по наши души не приходил – от татар до поляков. И что? Где они все? Устоим!

– Слышал бы вас сейчас сынок наш, Андрей!

– А где он?

– На толкучку пошел – мои сережки на съестное менять. Может быть, вы останетесь?

– Я проездом. Сами понимаете, военный человек подневольный. В полк надо вовремя прибыть.

– Да-да, я понимаю. Спасибо вам за весточку. Хоть она и горькая, но теперь я знаю и сыну скажу, что его отец в бою погиб.

– Пусть голову не склоняет. Его отец настоящий человек, герой. Прощайте.

– Заходите, если в Москве еще будете.

– Это вряд ли.