На бегу прокричал:

– Примкнуть штыки!

И начал выдирать шашку из ножен.

Настал смертный час: мы бились молча, и даже умирающие падали, сжав зубы. Я был комком ярости, рубил и рубил, залитый чужой кровью; красные не выдержали натиска, побежали. Шестнадцатилетний сопляк из второй роты умирал на моих руках; в последний миг он распахнул невозможно синие глаза и попросил:

– А нет ли конфетки у вас, ваше благородие? Сладкого хочется до смерти.

Он забился в агонии, потом затих. И в этот миг из абсолютно чистого неба ударили молнии; они плясали дикий огненный танец и били, били в каменного истукана; на его месте вспыхнула ослепительно-голубая арка, я увидел черные силуэты уходящих в синее пламя миссионеров во главе с отцом Василием…

Потом из арки вырвался жеребец необычайной золотой масти; мотая головой, умчался и исчез в дыму подожжённой артиллерией степи.

Я закрыл глаза сопляка-сладкоежки. Уронил окровавленную шашку в короткую, с девичью ресницу, весеннюю траву.

И пошёл на восток…

* * *