Жаль, что Крис не сможет быть рядом с ней. Его опыт по контролю и применению Силы дарованной Матерью, ей бы пригодился. Эйлендроур не приняли бы жреца-человека? Возможно не сразу, но…
Иль помотала головой, прогоняя начавшее овладевать ей чувство тоски. Она проследила взглядом, как истончились и растаяли в воздухе ее коготки, и, тяжело вздохнув, мысленно пожелала парню удачи. О том, что впереди ее ждут долгие годы одиночества, дроу старалась не думать.
Эльфийка подняла взгляд, и в зеркале отразилось ее немного бледное на фоне черных блестящих глаз лицо. Мало кто теперь осмелится стать с ней рядом, и уж совсем единицы смогут выдержать ее взгляд. Но это совсем незначительная цена за будущее для ее народа.
Раздавшийся стук в дверь, отвлек ее от невеселых мыслей.
— Войдите. — Едва слышно произнесла Иль, но для ожидавшего по ту сторону эльфа, этого было вполне достаточно.
Дверь приоткрылась, и в покои скользнул Гран Шельт. В его руках была зажат крупный сверток.
— Все как Вы и просили, моя госпожа! — Глава ее охраны протянул ей свою ношу и, подняв взгляд, тут же резко опустил его вниз. По виску эльфа заструилась капелька пота.
«Ну вот!» — Усмехнулась про себя принцесса. — «Уже даже он не смеет смотреть мне в лицо».
Из оберточной ткани, на свет была извлечена красивая черная шляпка, крашенная, отливающими синевой, перьями экзотической птицы. Не мешкая, Иль аккуратно опустила новую деталь гардероба на голову и плотная вуаль, прикрыла все ее лицо до кончика носа, оставив на показ только алые губы.
— Как вернусь домой, избавлюсь от нее. — Пробормотала жрица. — Однако стоит признать, — мне весьма идет…
* * *
Я застонал и проснулся.
Сердце билось как сумасшедшее. Кожа была липкой от пота. Снова кошмар. Только закончились одни мои мучения, связанные со снами, как начались другие, еще более неприятные.
Я предполагал, что после устроенной мной бойни будут последствия, но даже подумать не мог, что это станет таким тяжелым испытанием. Убить человека, и даже не одного, оказалось легче, чем пережить это. Они был врагами, желавшими моей смерти, к тому же у меня было не так уж много возможностей поступить иначе. Но разум наказывал меня за то, что я переступил через прочно укрепившийся еще в детстве закон, — убийство есть зло. Оно ломает душу и заставляет смотреть на мир иначе, деля его на жертв и убийц. И даже мимолетный опыт прошлых моих воплощений, во многих из которых я был далеко не святым, не спасал от открывшейся для меня новой реальности. Те, другие, были не мной. А у меня оказалось очень мало общего с ними.