Поверх всего лежала аккуратно сложенная форма командира Красной Армии – тех самых времен, когда в РККА еще не было погон, под ней обнаружился комбез танкиста, хорошо знакомый и внуку и правнуку по фильмам о войне. А ниже вдруг оказался немецкий мундир – с дырочкой над левым карманом кителя. «С убитого немца, что ли, сняли?» Под фрицевским мундиром они обнаружили завернутый в тряпицу немецкий пистолет, весь в затвердевшей, густой смазке, жестяную коробочку с немецкими же наградами, танковый кожаный шлемофон. Такие делали только до войны, потом перешли на тканевые. На самом дне, завернутая в клеенку, лежала стопка тетрадей, судя по обложке, выпущенных еще в Германии времен гнуснопрославленного III рейха.

Андрей попросил Артема запереть сундук, а тетрадки взяли с собой. Артем по просьбе отца поставил чайник, затем оба устроились на кухне в дедово любимое кресло и начали читать, осторожно перелистывая пожелтевшие хрупкие странички, порой с трудом разбирая побледневший текст, написанный то чернилами, то карандашом. Пусть в кресле было неудобно сидеть вдвоем, но скоро неудобство было забыто, не до него было.

Самым большим шоком было то, что язык автора тетрадей оказался… ну уж очень специфичным. Со страниц тетрадок (особенно первой) на Артема и Андрея неожиданно полился обильно сдобренный «падонкаффским езыгом» лексикон-жаргон НТВ, вперемешку с ТНТ, да дешевых боевиков, выскочивших из-под пера «колычевых» или прочих, подобных им, борзописцев. Да не выражались так в середине двадцатого века! И ни отец, ни сын долго не могли понять, что это: чей-то розыгрыш, какая-то мистификация или… Но чем дальше они читали, тем язык становился культурней и приличней, да и текст перестал коробить Андрея, а Артемка сразу привык.

Спустя несколько недель после того, как я попал сюда, я решил записывать все, что со мной произошло. На эту мысль меня натолкнула чистая общая тетрадь, обнаруженная в ранце убитого немецкого солдата. Все свои мысли, эмоции постараюсь передать максимально подробно, даже дословно, как бы нелепо ни звучала фраза о «дословности передачи мыслей». За некоторые моменты мне стыдно, но писать буду только так, как было на самом деле. Вдруг это когда-нибудь кому-нибудь пригодится. И благодаря моим запискам кто-то сможет разгадать таинственный механизм, закинувший меня в это время. Да и мне самому эти записи крайне необходимы, потому что я уже порой сам не знаю, было ли со мной когда-либо хоть что-то «до того», была ли у меня в реальности жизнь в другом времени и с другой географией? Или же все эти воспоминания из двадцать первого века, который еще не скоро наступит и до которого я не доживу – всего лишь память о приснившемся странном, нелепом сне.