На всякий случай, первым делом просунул туда руку с букетом.

– Элла, это твой любящий муж! Не стреляй в него!

Я аккуратно прошел через арку, натянув свою фирменную улыбку, которая, впрочем, быстро сползла. В кухне никого не оказалось. А это дополнительно подталкивало к мысли, что жена все же услышала шум и успела спрятаться. Неприятное ощущение бестолковой опасности все больше меня поглощало.

Мой взгляд упал на айпод, вставленный в портативные колонки – виновник сложившейся глупой ситуации. Я тут же пересек кухню и выключил музыку.

– Элла, это я, выходи! Прости, что напугал! Ты не слышала стука, а дверь оказалась открытой.

Я повернулся к источнику божественного запаха – к плите. На ней стоял противень с тем самым печеньем, которое я так обожаю. Подошел ближе и с удивлением обнаружил, что почти половина печенья нагло съедена. А одна из них валяется погрызенной. Неужели от тоски жена умяла столько лакомства, притом, что раньше не позволяла себе больше одной-двух штучек?

– Элла? – снова позвал я, глядя на второй выход из кухни.

В ответ лишь звенящая тишина. Нехороших мыслей вмиг увеличилось. Теперь-то, когда музыка молчит, и узнать меня по голосу труда не составляет – почему жена не отзывается? Чем дольше это длилось, тем меньше мне нравилось мое тут пребывание.

Я медленно вышел из кухни через другую арку, очутившись в темной гостиной. По крайней мере, смахивало на гостиную. Закрытые плотные шторы не давали дневному свету пробиться внутрь, чтобы сказать наверняка. Никаких выключателей, опять таки, по близости не обнаружил.

– Милая! Кончай прятаться, уже не смешно!

Тишина становилась по-настоящему зловещей и начинала вызывать нешуточное беспокойство. Идея быстренько вернуться к Риону и обследовать дом с поддержкой, показалась самой разумной. Решив с этим не медлить, я взял курс на выход.

Внезапно за спиной послышался скрип половицы. Я тут же крутнулся на 180 градусов, и сердце чуть из груди не сбежало. Жена стояла в дверном проеме, ведущем из гостиной в, по-видимому, спальню. Стояла во тьме, неподвижно, словно разыгрывала момент из фильма ужасов. Меня ей разыграть уж точно получилось.

– Твою мать – выругался я, едва не выронив букет. От подскочившего адреналина аж звезды в глазах засверкали. Следующим делом наружу пробился обязательный, слегка истеричный, смех. – Ладно, я заслужил. Напугал тебя, ты – меня. Один – один. Я не хотел, прости. Ты слишком громко слушаешь музыку.

Я потер глаза, избавляясь от звезд, и успокоился. Элла же по-прежнему стояла в проеме, не проронив ни звука. Её поведение вызывало легкое недоумение. Что бы там ни было, обиды сейчас были неприемлемы, да и на что обижаться? После такой разлуки обязаны следовать исключительно жаркие объятия.