Я тут бабам и нужен-то, чтоб гамадрилов дебильных гонять, на вышке бдить, да планты великих свершений измысливать. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы мешалось не сильно. Скажи им такое в прямую, ни в жисть не поверят, зато перепугаются до донышка и в такую раковину залезут, что хрен доорёшься-достучишься. Устали бабы юлой крутится, детей прикрывать, спины под плеть подставлять, да под самцов своих недоделанных моститься. Им в мечтах стена каменная мститься, как чудо великое. Отдохнуть… пожить спокойно… а тут я с мечтой и верой в прекрасное далеко… Цирк им вместо стены и опоры устраиваю. Жизнь… мать ее.
Давай, Лизонька, давай, бабонька… собирай мозги в кучу.
Давай, Лизонька, давай, бабонька… собирай мозги в кучу.
И… раз!
И… раз!
Выход силой.»[58]
Выход силой.»
На безжалостно вздернутом лице блеснули задавленными слезами бессмысленные, затуманенные страхом глаза.
«Ах ты ж сучка недотраханная! Лишка страху то, ай лишка! Ну как же, бабе мужика, тем более хозяина, бояться положено! Особливо если извечные женские штучки мимо кассы. Ишь как ресницами-то своим коровьими заслонилась. Перепуганная покорная рабыня безропотно ждет незаслуженного жестокого наказания. Станиславский бы удавился от зависти.
«Ах ты ж сучка недотраханная! Лишка страху то, ай лишка! Ну как же, бабе мужика, тем более хозяина, бояться положено! Особливо если извечные женские штучки мимо кассы. Ишь как ресницами-то своим коровьими заслонилась. Перепуганная покорная рабыня безропотно ждет незаслуженного жестокого наказания. Станиславский бы удавился от зависти.
Война и немцы. Детский сад, штаны на лямках и галстук бабочкой на заднице. Одно слово — баба…»
Война и немцы. Детский сад, штаны на лямках и галстук бабочкой на заднице. Одно слово — баба…»
Ещё удар сердца, веки с ресницами резко взлетели вверх и я напоролся на острый, внимательный взгляд.
Выход волей.
Сквозь страх и недоверие…
21.04.3003 год от Явления Богини. Хутор Овечий. Ночь
21.04.3003 год от Явления Богини. Хутор Овечий. Ночь