После выздоровления Дедал решил больше не тянуть и с крестьянским трудом покончить окончательно. Больше седмицы в крик и кулаки ругались с братом, очень уж старшенькому всю оставшуюся после смерти родителя земельку хотелось прибрать по-родственному, за спасибо. А уж отару делить, что серпом самое дорогое отпиливать… Бабий стон стоял на всю деревню, пока в воскресенье перепуганная Лизка не примчалась чуть дыша к травнице. Заплетающимся языком она поведала леденящую душу историю…

Ранним утром старшенький взбодрившись после вчерашнего бражкой от языка перешёл к жестам. Как только ждать столько сподобился! Папаша бы, покойный, и трех дней не вытерпел лодыря уговаривать, да уж больно жалко брательник выглядел. Тощий, все кости на виду, на морде, вообще одни глаза остались. Выдернул заночевавшего на лавке у родича младшенького из-под тулупа, от души размахнулся и… улетел в противоположный угол комнаты снеся по пути лавку и обеденный стол. Дедал удивленно осмотрел собственный кулак, задумчиво потёр им собственную задницу и мотая похмельной башкой шагнул к стене, чтоб продолжить родственную беседу. Стряхнув повисших на плечах баб одним небрежным движением, охотник склонился над стонущим брательником… и взвыл от потока колодезной ледяной воды, обрушившегося на голову. Развернулся занося кулак для удара и встал напоровшись на испуганный взгляд дочери. Дрожащая от испуга Лиза, пыталась прикрыться огромным, как дотащила-то, колодезным ведром. Злости словно и не было. Отобрал у ребенка ведро и запрокинув голову вылил в рот остатки воды. Опустил на пол, постоял, посмотрел на продолжавшего стонать братца и мотнул головой:

— Зови травницу, девка, коли такая смелая.

Вечером за смелость последовала награда. Но, во-первых, всего-навсего пять ударов розгой, во-вторых, лупила мамка, а главное, после ужина отец незаметно сунул в ладошку завернутый в бересту кусок прошлогоднего сотового меда. Такие лакомства девчушка в свои десять лет только в чужих руках и видела.

Брата травница поставила на ноги быстро, но вот пахарь из него со сломанной правой рукой был никакой. Три дня Дедал слушал причитания невестки, потом не выдержал и сам пошел к травнице.

— Ты совсем ум в лесу растерял?

Такое Дедал и от собственной бы жены не стерпел, но травница не просто деревенская баба. Живёт не как все, а сбоку, хоть и рядом, но сама по себе. Сразу и не поймёшь кто кому больше нужен, но деревне без неё никак. Порой, жизни первых людей в руках держит, а заклад у неё один единственный — собственная шкура. Потому и отношение иное. С прогибом, но настороженное. Близкая, но не своя и своей никогда не признают. Не вздорная баба, а самостоятельный хозяин, незаменимый мастер.