— Увы. Эликсир не может повернуть годы вспять, но… — улыбка стала несколько жалкой, — он очень сильно замедляет старение. Этот фиал на три-четыре года… В зависимости от состояния пациента. Больше нельзя, кровь полукровки опасна, при слишком большой концентрации проклятие не удержать и тогда смерть покажется даром богини.

Она помолчала, потом быстрым привычным движением спрятала волосы.

— Уговор, покупателям скажешь, что эликсир на крови Древнего оборотня. Святоши не распознают. Да никто не распознает. Даже я. И тайну изготовления эликсира я не открою даже тебе. Скажу только одно, но зато самое сложное и опасное. Для изготовления десяти-двенадцати фиалов необходим сильный здоровый мужик от двадцати до тридцати пяти лет, а лучше… баба.

— Девственница?!

Знахарка насмешливо помотала головой.

— Нет, но здоровая и лучше из тех, которых хочется отодрать… Зато хранить фиал можно десятки лет. Нужна только темнота.

Больше травница в деревню не приезжала…

В глубь Дальнего Леса Дедал заезжал редко, обычно на день пути. На одной из знакомых полянок, в одном из десятка оговоренных заранее тайников забирал снадобья, оставлял мешочки с монетами. Раз пятнадцать отвозил в маленькую сторожку людей. Там же, ясным летним днём пришпилил арбалетным болтом к почерневшей бревенчатой стене любопытного соседушку. А нечего по чужим захоронкам лазить, да сдуру с вооруженным боевым арбалетом охотником в «кто скорее» играть. А запрет на боевые арбалеты, он для дурных землероек. Хороший охотник лук-однодеревку лишь для виду таскает. Это игрушка только на птицу и кроликов годится. В лесном схроне у серьезного добытчика по тяжелому зверю всегда боевой арбалет найдется, а то и пара. Бил навскидку, но с умом. Тяжёлая железка практически отрубила придурку правую руку. Пришлось перетягивать его верёвкой-опояской. Это был единственный раз когда вместе с нежданно увеличившейся посылкой оставил письмо с уверением полнейшей безопасности.

Вернувшись с охоты, Дедал ночь отдохнул, а днем, после завтрака, навестил вдову. Мелочь ейную из избы выгнал, уселся по-хозяйски на самую широкую лавку и бросил к ногам обмершей от дурных предчувствий бабы мужнин сапог. Легкий тычок и баба, раззявившая для горестного крика рот, лишь беззвучно дергает грудью, пытаясь втянуть внезапно затвердевший воздух. Дедал зло смотрел на жадную, тупую курицу, угробившую собственного мужа. Он то только нажал на спуск хорошо отлаженного орудия смерти. Направил его на вора-подглядчика и привычно вдавил скобу.

Эта тупая грязная скотина полгода кормилась с его рук вместе со спиногрызами и мужем-неумехой, деревенским посмешищем. Зимой эта придумка показалась Дедалу хорошей. Курица сама не летает, а баба без надзору не живет, да еще и на сносях, не дело, когда хозяйство неделями без мужского пригляда на плечиках четырнадцатилетней девчонки. Старшенького просить, что козла в огород пускать без привязи, итак норовит каждый чужой медяк сосчитать.