— А не хочет ли почтенный Дедал объяснить каких дергов ради он с сыновьями напал с оружием на свободного жителя Великого Аренга?

— На браконь…

— Почтенный Дедал сам видел как я убивал этих бедных животных?

— Я согласен отпустить тебя из уважения к почтенному Григу если ты сейчас же уберешься с моих земель…

— Значит так, старче, я человек простой, мирный и незатейливый, но время дорого, вон сколько мяса на дороге портится, а солнце-то просто печет. Некогда мне о земельном праве спорить. Сейчас ты хватаешь в охапку свой посох, молча топаешь на свой хутор и начисто забываешь о нашей встрече… — резко взмахнул рукой, прерывая Дедала, — Не дергайся, старче, Высокий суд Пограничья… он далеко в Рейнске, зачем его беспокоить? А недорослей твоих я добью, да прямо здесь и закопаю, под ближайшим деревом.

Вот сейчас Дедал испугался. Слишком знакомые спокойные интонации наполнили душу холодом. Так же спокойно много лет назад он сам забросал ветками труп слишком любопытного соседа.

— Почтенный… э-э-э, — Дедал обнаружил, что не знает имени браконьера.

— Алексом меня зовут, почтенный Дедал, но то добрые соседи. Остальные, всё больше, Чужаком величают.

— Почтенный Алекс, зачем ругаться добрым соседям. Мои сыновья несомненно виноваты перед тобой и я предлагаю за них отступное[67].

— И сколько же ты готов уплатить, почтенный Дедал?

Хуторянин замялся и Алекс сухо и неприятно рассмеялся:

— Пять золотых, почтенный Дедал. Никчемную жизнь твоих отпрысков я оцениваю в пять полновесных золотых кругляшей.

Дедал затосковал. Проклятый браконьер своим ударом не просто выбил дух из его тела, поражение и боль заставили затосковать. Спокойная и богатая жизнь на хуторе слишком сильно въелась в бесшабашного охотника:

— Это слишком дорого, высокопочтенный Алекс, у меня очень маленький и очень бедный хутор, мне повезло в жизни куда меньше чем высокопочтенному Григу, силы уже совсем не те, а сыновья хоть и старательные, но не очень умелые работники. Вот, удалось к ярмарке скопить пяток серебряных…

— Не смешите меня, почтенный Дедал, только из сострадания к их молодости я готов снизить виру до четырех золотых.

Торговаться надо уметь. Торговаться надо любить. Пообтесавшись за два десятка лет, охотник переродился в прожженного торгаша. За полчаса неприкрытой лести смешанной с непрерывным потоком сетований на судьбу, голод, дороговизну и врожденное невезение крестьянин сбил виру до двух золотых.

— Вставай, вставай, орясина! — Дедал совершенно преобразился в невысокого, суетливого старичка. Сгорбленная спина, поникшие плечи и низко опущенная голова, постоянно ныряющая к земле, вызывали слегка брезгливую жалость. Он растолкал сыновей, заставил их подняться и подталкивая погнал в сторону хутора совершенно не обращая внимания на тихо сидящего чужака.