Когда поднялся к той куче дров, то согрелся достаточно. Тут же обнаружил топор, а рядом…

Бедное животное напугалось, как говорят иногда ребята, до усрачки. В прямом смысле. Мелкие блинчики навоза, почти на одинаковом расстоянии, дугой уходили в сторону вершины. Похоже, что корова ночь провела на горе. Бедняга. Не дояна и молоко, небось, в сливки превратились. Тут я её и увидел. Корова спокойно двигалась вдоль склона и пощипывала траву. За ней волочился обрывок веревки.

Я набрал охапку сучьев потолще и, прихватив савинский топор, спустился к лагерю. Только начал закладывать дрова в костер, как меня кто-то окликнул:

– Эй, парень!

На той стороне реки стоял мужичок в серой плащевке. Вид удрученно замученный.

– Парень, ты тут корову не видал? – с надеждой спросил он.

– Видел, – кричу в ответ и показываю на гору, – там, у вершины пасется.

– Вот ведь зараза! – мужик обрадованно выругался, резво перебежал по камням на наш берег. – Не корова – коза горная!

– Там по тропке подняться напрямую можно.

– Ага, спасибо.

Мужичок, бормоча ругательства по поводу очень вредной животины, скрылся в лесу.

Из крайней палатки выбрался Витя. Потянулся. Увидел меня.

– Доброе утро. Почему не спишь?

– Да вот, проснулся. Холодно, а костер прогорел. Сейчас согреюсь и лягу досыпать.

– А почему не в палатке спите?

Я понимаю, что тут его особой вины, как старшего в нашей тур-компании, нет. Но Витя должен был проконтролировать размещение ребят на ночлег. Однако я и сам хорош. Телом только младше его. Так что ответил так:

– Мы решили на свежем воздухе лечь. Уж лучше, чем в душной палатке.

Про свой спальник и про ночные приключения решил умолчать. Пусть это будет нашей тайной.

Тут Григорьев обратил внимание на кособокость крайней палатки.

– Оп-па, растяжка слетела. Сергей, помоги-ка.