— Положи выданное тебе оружие, сними, выданную тебе форму, переоденься и иди догонять ушедшую группу. Тебя проводит за периметр безопасности твой бывший командир, проследит, чтобы ты не заблудился, а возвратившись расскажет, что проводил тебя и посмотрел, как ты уходишь. И не вздумай что либо устроить сейчас. Мне бы не хотелось тебя убивать. Сержант молча переоделся, взял вещмешок и винтовку. — Старшина — проводите бойца. Всем разойтись. Развернувшись, пошел к себе.

— Товарищ командир — раздался сзади до боли знакомый голос. Я повернулся. Подошла взволнованная Ольга. — Алекс, Саша — умоляюще произнесла она — ты прости меня я ведь не знала всего этого. Прости меня, ладно — она заглянула мне в глаза. — Прежде чем так себя вести, надо было подойти ко мне и спросить. Не выражать свое недовольство, а просто спросить — почему? Я бы все разъяснил. — Я не подумала — жалобно, словно маленький ребенок протянула она.

— Иди к себе к себе и сегодня ко мне не подходи. И завтра тоже. Когда надо я сам подойду. Все, иди! Резко развернувшись я успел заметить, как Ольга заплакала. Ничего не колыхнулось у меня в груди. Очередная бессонная ночь — с тоской подумал я. Я шел к себе и чувствовал, а может и видел «спиной» как бойцы обходят плачущую Ольгу с двух сторон, но жалости к ней я ни у кого не почувствовал. Только Сергей на секунду остановился около нее и с досадой произнес — Ну что ж ты так, а?! — и махнув рукой пошел дальше. Права была Мара, сказавшая мне при последнем расставании — Если что то начал делать — делай до конца! Вернувшись к себе просидел часа полтора. На душе было тоскливо и гадко. Но дело надо было сделать до конца. Слишком много узнал этот сержант. В случае попадания в плен… Достав бубен развернул его и взял в руки. Мой дух взлетел и рванул в сторону ушедшего. Вот старшина возвращается обратно. Вернувшись к себе взял немецкую винтовку, вставил в нее один патрон. Еще один пропавший без вести — подумал я и прыгнул вдогонку…

Как мне гадко! Никто не заходит — может не хотят беспокоить, может боятся… И эта еще! Думал, что будет у меня здесь боевая подруга, чуткая, понимающая, поддерживающая в трудные минуты. А она… Все как там у нас… Каждая старается подмять под себя мужика, заставить делать его то, что она считает правильным. Да и еще унизить при этом — вот ты дурак, а я какая умная! И, самое главное, женщина никогда не чувствует себя виноватой, или виновной — всегда виноват кто то, чаще всего мужчина. И вину ее должен исправлять этот виноватый. А не может — так прельстить своими прелестями другого — делов то: дураков и озабоченных пока еще хватает… А пошло оно все в баню! Взяв бубен, застучал тихонько. Дух метнулся к хозяйству комдива Пуганова. У Дрогичина хозяйничали немцы. Позиции комдива у Иваново перекрыли подступы к Пинску. Что то маловато их. Потом понял — заслон за отступающими. Глянул сверху — у немцев оживление, как перед атакой. Вернулся, надел броник, накинул и подогнал разгрузку, прицепил ножи, пистолеты, снарягу, повесил на плечо ВСК, взял с собой трос для переноса и прыгнул на наш склад боеприпасов. Там в это время оказался Микола Степанович. Вздрогнул, увидев меня в боевой разгрузке, появившегося из ниоткуда, но быстро справился: