— …и мне было ясно, что все это жульничество, уловки адвоката, но я снова и снова представлял себе, как отворачивается тренер Уилсон, и думал: «А пошли они!» Прокурор, крутой еврей-бородач, не хотел предъявлять мне обвинение, сказал, что, когда пятеро на одного, случается всякое. Сказал, что не хочет, чтобы меня сожрала система правосудия по делам несовершеннолетних. Школьному начальству пригрозили иском, оно дало делу об исключении задний ход, и — та-да! — выпускной год я провел в «Пайн-Вью».

На ветровое стекло упал кристаллик. Одинокая снежинка. Чуть поодаль опустилась еще одна.

— Так вот, — продолжал я, — четыре месяца спустя Билли привык жить без глаз, распрощался со спортом и вождением машины, примирился с мыслью о том, что уже никогда не узнает, на что похожа еда на тарелке, никогда не заметит муху, попавшую в суп. И разом выпил все свои болеутоляющие таблетки — демерол, кажется. На следующий день его нашли мертвым.

Молчание.

— Ну, что из этого ты уже знала? — спросил я, отчаянно надеясь, что она скажет хоть что-нибудь.

— Почти все. До меня доходили какие-то жуткие слухи, будто ты проник в его комнату и отравил его — крысиным ядом, что ли. Полный бред — ведь полиция бы это обнаружила.

— Точно-точно.

Кстати, слух этот распустил я.

— Наверное, тебе было скверно, когда ты узнал об этом. Ну, про Билли. Наверное, ты чувствовал себя ужасно.

— Ага.

Не-а.

За этим последовала самая долгая и напряженная пауза в моей жизни. Это было похоже на то, словно ты застрял на «чертовом колесе» с человеком, которого только что облевал. В точности. Если честно, то Билли я не жалел. Он подразнил собаку, и она откусила ему пальцы. К черту его. К черту всех. И ты, Эми, иди к черту — за то, что каким-то образом заставила меня рассказать тебе все это. Ну да, конечно, ваша честь, я раскаиваюсь. А много лет назад, в тот день, когда дети устроили стрельбу в школе, в Колорадо, я сокрушенно мотал головой и говорил, что это трагедия, страшная трагедия. Но про себя я мечтал увидеть лица этих качков в тот момент, когда на них наставили пушки. Так что да, насколько мне известно, я, как и любой другой хороший человек, жалел Билли. И этой версии я буду придерживаться всегда. Всегда.

— И все же, — начала Эми, — кто знает, что он сделал бы с кем-нибудь другим, если бы ты не…

— Эми, мне его не жаль. Я соврал. Узнав о его смерти, я вообще ничего не почувствовал. Думал, почувствую, а оказалось — нет. Просто я из тех, у кого не возникает чувства вины. Именно это я и пытаюсь объяснить. Эти твари, эта ходячая пустота, не смогут использовать тебя, но сообразят, что я — один из них. Вот почему рядом со мной ты в опасности. Так что держи меня на мушке. И будь готова как можно быстрее и сильнее нажать на спусковой крючок.