— Не знаю, что с ней делать, — сказал я. — У нее дома полный пипец.
Я заметил, что Тайлер прислушивается к нашему разговору, и заговорил тише.
— За ней — как и за мной — следят из телевизора.
Эми увидела нас и вышла из машины, держа в руках большую бутылку «Маунтин дью».
— Можно мне попить? — спросила она, подойдя к нам.
— Ты уже держишь эту красную дрянь в машине? Это ведь один из двенадцати тревожных симптомов, — заметил Джон.
— Я там обедаю. Если ешь в машине, с тобой никто не пытается заговорить.
В глазах Джона появилось что-то похожее на жалость.
— Угощайся, Эми, — сказал я.
Съежившись от холода, она попыталась отвинтить крышечку. Кто-то протянул Джону стаканчик с кофе.
— Перерыв! — воскликнул мой друг.
— Точно, блин! — отозвался Тайлер и стал смотреть на то, как Эми пытается открыть бутылку одной рукой. На нем были темные очки в гибкой оправе; в них он выглядел полным мудаком и вел себя соответствующе. Кряхтя от напряжения, Эми старалась придержать бутылку, прижав ее локтем, но мокрая бутылка постоянно выскальзывала.
— Может, она посидит где-нибудь, пока мы занимаемся этим? Где у нас самое безопасное место? — спросил я Джона.
— Пока вы занимаетесь чем? Можно мне с вами? — встряла Эми.
Почему-то после этих слов Тайлер с жалостью посмотрел на Джона и плюнул на землю. На Среднем Западе выплевывание табака часто является методом невербального общения. Наверное, в детстве Тайлер часто проливал кофе, а сейчас у него была здоровая кружка-непроливайка — одна из тех, которые сильно расширяются книзу. При каждом глотке казалось, что он говорит в мегафон.
— Потом об этом поговорим, — сказал я.
Эми уронила бутылку и разочарованно вскрикнула — словно кошка, на которую наступили. Я потянулся, чтобы помочь девушке, но она ударила меня по руке и продолжила борьбу с крышечкой.
— Домой ей возвращаться нельзя, — продолжал я. — Не знаю, есть ли у нее деньги или нет, но мы что-нибудь придумаем. В крайнем случае будет спать на моем диване.
Джон вопросительно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Тайлер хитро прищурился.