Дело, казалось, было сделано: можно покидать Париж и отправляться через Руан, в Нормандию, по заранее намеченному маршруту отхода. Но Белых ждал; на настойчивые вопросы Фро и Лютйоганна – что они, собственно, забыли в Париже и долго еще будут торчать в грязных кварталах по соседству со всякими мизераблями? – он хмурился и неизменно переводил разговор на другие темы.

Спецназовцы, народ дисциплинированный, ни о чем не спрашивали. И так ясно, что у командира имеется некое задание, оглашать которое он пока не хочет. Или не может. А пока они раз в три дня меняли базы да выбирались порой в город – посмотреть, послушать, вдохнуть воздух Парижа, в очередной раз скинувшего законную власть.

Но седьмой день на афишных тумбах запестрели листки с воззваниями «Июньского комитета» (так называли себя вожаки восстания). Листки сообщали о грядущем судебном процессе; парижанам предлагалось прийти на площадь Отель-де-Виль, дабы высказать свою волю. Прочтя воззвание, Фро нахмурилась, закусила губу: «Mon cher ami, я не питаю особой любви к нынешнему императору Франции, но не забывай – эта площадь когда-то называлась Гревской. Здесь жгли, вешали и колесовали и до Революции, а в 1792-м впервые опробовали гильотину. Право, мне страшно за бедняжку Луи-Наполеона!»

III

III

Париж, квартал Сен-Дени

Рация тихо пиликнула. Каплей потянулся к ней и замер, поймав недоуменный взгляд Змея. По очереди взглянул на каждого, кто сидел за столом.

Фро. Гринго. Лютйоганн. Карел. Вий. Змей.

Все здесь.

Коробочка настырно пищала.

– Никто на рации не сидит?

Белых отжал тангенту.

– Снарк в канале, прием.

– Капитан-лейтенант Белых? Говорит Фомченко. Вы в Париже?

«Нет, б…, в Кзыл-Орде! В городской застройке «потаскун» бьет на пять кэмэ максимум…»

– Так точно, товарищ гене… простите, откуда вы?..