Владимир расстегнул штаны, и спустил их вместе с трусами до колен, после чего продолжил, показывая на свой член:

— Вот видишь, это моя игрушка, садись мне на колени, и начинай с ней играть, а вот твой леденец, с петушком.

Девочка взяла леденец, и сев на колени Набокову спросила:

— А как с ним играть?

Внезапно затрезвонил трижды звонок входной двери. Это, кажется Татьяна, Макл сказал что она тоже художница и шалунья, и очень охоча как до семилетних мальчиков, так и до таких же девочек!

— Никому не двигаться! Проверка документов! — в комнату где находились он, со спущенными штанами и трусами, и уже успевшая полностью девочка вломились вооруженные люди. Судя по топоту и выкрикам, в квартиру их ворвалось не меньше взвода. Самое странное, для Владимира, что все они были женщинами, разной комплекции и разного образования и воспитания, что было видно по их лицам.

— Татьяна Николаевна! — зычно, почти басом, крикнула женщина коренастой комплекции, — тут еще один педагог! Со спущенными штанами, и дитем без одежды!

В комнату зашла, молодая и очень красивая женщина в военной форме в чине поручика. Это была та самая, Татьяна, «художница» — командир второго женского ударного батальона смерти, личный состав которого сейчас занимался поиском подпольных притонов по растлению малолетних, информация о которых появилась в Петрограде.

— Девочка тебя как зовут? — спросила поручик испуганную Леночку.

— Леночка. А можно потрогать ваш пистолет? Он у Вас настоящий?

— Можно, только потом, а сейчас пожалуйста очень быстро оденься, и выйди вместе с остальными детьми на улицу, там вас посадят в автобус и прокатят по городу.

Глаза Леночки мечтательно зрагорелись, и она быстро стала одеваться.

— А Вы не обидете дядю? — спросила она, надевая кофточку, — он очень хороший и добрый, он меня конфетами угощал!

— Не обидим, не бойся, — ответила Татьяна, стараясь сохранить доброе и располагающее выражение лица.

Дождавшись, когда девочка, сжимая в руке два леденца, вышла из комнаты, поручик кивнула, стоящей рядом унтеру:

— Доложите мне, когда всех детей выведут и посадят в автобус!

Унтер — миловидная рыжеволосая барышня, кивнула в ответ и вышла из комнаты.

В комнате повисла тишина. Владимир, попытался было натянуть брюки, но был остановлен, той самой, кричавшей басом ударницей.

— Вы не имеете права! Я писатель! Я интеллигент! — начал он, — я подам на вас в суд, за унижение и оскорбление! Вы душители свободы слова и личности! Такие как Вы Пушкина убили!

Легкий подзатыльник, который отвесила ему ударница, чтобы прервать словесный понос, был подобен удару кувалды по голове. Сквозь звон в ушах, Владимир, расслышал, какой-то смешок — хмыканье, а затем, зычный голос: