Князь Губанов, его люди и Отрепьев вернулись на Москву в середине августа, когда оправдались самые худшие ожидания, касающиеся урожая этого, 1601 года. После обильных дождей, прохладных редких погожих дней вдруг начались заморозки, кое-где выпал снег. Похолодало так, что люди надевали зимнюю одежду. Всем стало очевидно, что голода не избежать. После первых заморозков цены взлетели в десятки раз. Особенно тяжело приходилось крестьянам и жителям малых городов. В столицу купцы еще везли продукты, в провинции же люди обходились тем, что есть. А было немного.

Князь Харламов встретил путников и тут же закрылся в зале вместе с Губановым. Отрепьев ушел в комнату. Холодов смотрел, как ставят коней в конюшню, сколько кладут сена, чистой ли воды льют.

Фадей же нашел Закатного у новой только что построенной бани.

– Кого я вижу? – воскликнул тот, завидев Костыля. – Здорово, друг!

– Рад видеть тебя, Степа. Ну и как тут у вас на Москве?

– Да мы-то на подворье князя нужды не знаем. На посаде хуже, на окраине вообще плохо.

– Не хватает хлеба?

– Хлеб-то еще есть, только не каждый может купить его. Люди рыбу ловят, благо той хватает, грибы пошли. Народ скотину режет.

– А давай-ка мы с тобой выпьем по чарке за встречу.

Тут к ним подошел Андрюша и сказал:

– Фадей, нас с тобой князья к себе зовут. Идем. Сам знаешь, они ждать не любят.

– Вот и выпили, – буркнул Фадей. – Ладно, успеется.

В зале уже сидел на лавке Отрепьев. Холодов и Костыль устроились рядом с ним. Вельможи, конечно же, расположились в креслах.

Губанов поднялся, прошелся по зале и проговорил:

– Дело наше продвигается. Пришла пора Григорию уходить не только из Москвы, но и вообще с Руси.

Отрепьев, Холодов и Костыль переглянулись.

Губанов же продолжил:

– Потому вам, Андрюша и Фадей, надо сейчас ехать в город, к торговым рядам. Закатный растолкует вам, где там отыскать пекаря Емельяна Лопыря. Вы скажете ему, чтобы вечером монахи Мисаил и Варлаам, которые выказали готовность бежать с Григорием, вышли к берегу реки у Варварки, где раньше подворье Романовых было. Пусть они будут там, как пробьют колокола в храмах, после молитвы, да посматривают, чтобы никто из людишек Семена Годунова к ним не прицепился. Ясно?

Холодов кивнул.

– Это ясно, но вопрос у меня имеется.