– Спрашивай, – разрешил князь.

– А коли пекарь Емельян станет пытать, для чего монахам на Варварку идти?

– Не тот он человек, чтобы нос не в свои дела совать, ничего спрашивать не будет.

– Понятно.

– А коли понятно, то отправляйтесь на Москву. Идите пешком, так будет неприметнее. За все в ответе Андрюша, он старший. Ты, Фадей, слушай его, как меня.

– Да так оно завсегда и было.

– Ты понял?

– Понял, князь.

– Ступайте.

Костыль с Холодовым покинули залу, прошли двор, оказались на улице.

– Андрюша, князь сказал, что пора Гришке надолго уезжать из Москвы и с Руси. А ведь нам придется быть с ним рядом. Князь об этом не говорил, но оно и без того ясно. И чего нам с тобой так не везет? Дал бы Иван Петрович хоть месячишко спокойно пожить.

– Князья сами торопятся. Вот только куда? Это узнаем позже. Начинается самое главное в деле Григория – царевича Дмитрия.

– Оно сильно попахивает плахой.

– Ничего. Сдюжим.

– Мы-то сдюжим, а Гришка? Лично у меня на него особой надежды нет. А повяжут его, и всем нам конец. Даже князьям.

– Ты думаешь, что они не просчитали все до мелочей?

– Они-то, наверное, просчитали, да Гришка может всех под монастырь подвести.

– Эх, Фадей, товарищ ты мой дорогой, чему быть, того не миновать. Все мы в руках Божьих. Как решит Господь, так и будет. Милость невиданная или казнь лютая.

– Это так.