– О, Григорий. Скоро ты дела сделал. А мы перекусили от пуза. Борща похлебали, кур поели, пирогами угостились с капустою да с зайчатиной, рыбки отведали. Тут в Днепре, как и у нас на Москве-реке, рыбы всякой прорва. Что ты так смотришь на меня? Трезвый я. Да и все мы. Квас пили. Вот только шинкарь, чую, обманул, слишком много взял. Мы в здешних деньгах не разбираемся, тем и воспользовался.

– Этот не обманул. Я знаю. Одевайтесь, пора в обитель.

– А ты не поешь? Здесь тепло, готовят вкусно, в монастыре так не покормят, – проговорил Повадьин.

– Мы не ради еды сюда прибыли. Собирайтесь, а я покуда с шинкарем поговорю. – Отрепьев подошел к хозяину заведения. – Здравствуй, Михайло, не знаю, как по батюшке.

– А и не надо по батюшке, отец Григорий, просто Михайло. И тебе крепкого здоровья.

– Откуда знаешь меня?

– От твоих друзей и еще одного человека, очень влиятельного в городе.

– От Горевецкого?

– Знаешься с ним?

– Нет, паны сюда не заходят. Через его доверенных людей.

– Надеюсь, ты знаешь, что должен помогать мне?

– Знаю. Откушаешь чего? У нас не на Москве, продукты пока, слава богу, есть.

– Благодарствую, в обители накормят.

Гнесь усмехнулся.

– Ну да, там, конечно, накормят, напоят, только чем?

– Тем, что и должен потреблять монах.

– То-то друзья твои уминали кур да пироги за обе щеки.

– Ладно. Коли сам не смогу прийти, когда надо будет, то кто-нибудь из них к тебе заглянет.

– Добро. Могут ко мне обращаться, к сыну Олесю, а его не будет, так к жене Христине. Она завсегда тут.

– Угу. Пошли мы.