– Храни тебя Господь. Ты приехал со своими товарищами?

– Да, отец. Это…

Настоятель прервал Отрепьева:

– Мне известно, кто они, а вам знакомы законы монашеской жизни. Устраивайтесь в кельях. Завтра я представлю вас всей братии.

Утихли метели, отступил мороз, отзвенела весенняя капель, спала вода в Днепре. В свои права вступило лето.

Отрепьев, Повадьин, Яцкий и Семенов жили в обители. Григорий, как от него и требовалось, продвинулся, занял то же положение, что и в Чудовом монастыре. Прирожденные способности и опыт, полученный на Москве, в русских обителях, выделяли его среди других монахов.

Отрепьев помнил приказ князя Губанова, думал, как ему выставить себя в качестве царевича, и решил прикинуться больным. Тут и припадок показать можно, а потом и тайну приоткрыть.

На следующий день после молитвы он упал наземь и забился в судорогах. Монахи бросились к нему, держали, покуда не успокоился, отнесли в келью, доложили настоятелю о беде.

Архимандрит Елисей пришел в келью Григория. Тот лежал на лавке, держа крест на груди.

– Я хотел просить тебя зайти ко мне, отец, но ты сам это сделал. Спасибо.

– Тебя лекарь наш смотрел?

– Отец Данила? Покуда нет, – слабым голосом пролепетал Отрепьев. – Да и не поймет он ничего в моей хвори.

– Что за хворь такая?

– Падучая. От нее, как говорили и заморские доктора, избавления нет.

– Черная немочь? – переспросил архимандрит и присел на табурет у стола. – Давно она терзает тебя?

– С рождения, но я помню припадки годов с пяти, когда… – Отрепьев замолчал, закрыл рот ладонью, показывая, что сболтнул лишнее.

– Чего ты умолк, Григорий?

– Отец Елисей, коли продолжать разговор, то мне придется сделать признание, в которое никто не поверит, хоть я и скажу истинную правду.

– О чем это ты?