– Прости, отец, я виноват перед тобой!

– В чем виноват?

– В том, что выдал себя за другого.

– Уж не бредишь ли ты?

– Если бы. Нет, сейчас я в здравом уме и твердой памяти.

– Ну если ты не Григорий Отрепьев, то кто же тогда?

– Только не смейся, отец Елисей. На самом деле я царевич Дмитрий, сын Ивана Васильевича Грозного от Марии Федоровны Нагой.

Удивление архимандрита переросло в изумление.

– Кто? Царевич Дмитрий?

– Да, отец Елисей.

Настоятель взял себя в руки.

– Это невозможно. Шуйский доказал, что истинный царевич погиб.

– Погиб не я, а как раз тот мальчик, которого звали Григорием, Юшкой Отрепьевым, сын московского стрелецкого сотника, зарезанного в немецкой слободе.

– Это невозможно, – повторил Елисей Плетенецкий.

Отрепьев же продолжил:

– Помню дворец в Угличе, ребят, с которыми играл во дворе. Петруша Колобов, мать его была постельницей, Бажен – сын кормилицы. Мамку Василису. Дядьев смутно. Ночь, когда мама разбудила меня, одела и вывела через какой-то ход, невиданный мною ранее, во двор, где стояла повозка. Там же мальчик, которого люди дьяка Битяговского извели.

– Допустим, – растерянно проговорил настоятель, – но где тебя столько лет скрывали, а главное кто? Когда царь разгромил подворье Романовых, по Москве пошли слухи о том, что настоящий царевич Дмитрий жив. Я не верю в это, но все же отвечай на вопрос.

Отрепьев вздохнул.

– Извиняй отец, это не только моя тайна. Скажу лишь, что люди, которые прятали меня, весьма влиятельны.

– Тогда они должны были запретить тебе рассказывать о тайных делах. Это грозит их жизни.