Старик, ловко прикрываясь ладонями от ветра, чиркнул спичкой, и вот уже мальчишка, держа горящую шапку на вытянутых руках, бежит обратно к самолету. Чертов пистолет, никак не хотел вылезать из кобуры, наконец, Браун вытащил его, и начал, рыча от боли, держа «Кольт» правой рукой, неловко передергивать затвор левой, чтобы дослать патрон в ствол. Наконец, это ему удалось, и в этот момент мерзкий мальчишка бросил горящую шапку в самолет. Полыхнуло знатно, Браун торопливо выпускал пулю за пулей в каркас фонаря, который никак не хотел открываться. Сзади страшно закричал пришедший в себя оператор. Последнее, что увидел подполковник Браун, до того как огонь не охватил кабину полностью, это глаза людей, стоявших снаружи. Они все стояли неподвижно, смотря прямо на него, и в их глазах светились кроваво-красные отблески пламени.

3 ноября, местное время 03–04. Тихий океан.

116 миль к юго-западу от острова Беринга. Ситуационный центр авианосца «Форрестол».

Спустя несколько минут после ядерного удара соединение TF-72 походило на боксера, который пропустил нокаутирующий удар и сейчас лежит на полу, только что открыв глаза. Ничего не понятно, ясно только, что вроде жив, и то не совсем. В глазах сплошной кровавый туман и какой-то, смутно знакомый голос ведет обратный отсчет. Во всяком случае, адмиралу Холлоуэю такая аналогия казалось наиболее подходящей, хотя она ему очень не нравилась. Особенно, пониманием, что будет после того, как неизвестный рефери закончит свой обратный отсчет. Корабли медленно приходили в себя, но слишком медленно. Постепенно восстанавливалась радиосвязь. После беглого осмотра ордера выяснилось, что удар пережили не все. Один эсминец типа «Флетчер», находившийся на правой раковине ордера, в результате колоссального электромагнитного импульса ядерного взрыва потерял ход, получив серию коротких замыканий в электродвигателях топливной аппаратуры, его тут же развернуло лагом к волне, и на следующей волне он перевернулся. А четыре концевых фрегата вообще исчезли с поверхности моря, как будто их и не было.

Получил тяжелые повреждения корпуса эскадренный танкер, шедший тоже в конце ордера. Сейчас он медленно погружался в воду, не справляясь с многочисленными течами, в отсеках, из-за треснувшего силового набора. Вырубилась вся работающая электроника, и первое, что приказал адмирал, когда снова была налажена связь, включить все ранее выключенное из-за шторма оборудование. Тем более, что шторм, даже по ощущениям всех людей, находящихся в ситуационном центре «Форрестола», начал спадать. Непонятно, почему, вроде бы по прогнозам синоптиков такая погода должна была держаться еще часов восемь, но шторм явно шел на убыль уже сейчас. Или природный шторм вступил в конфликт с рукотворным, еще более чудовищным, и был им погашен? Что-то там ученые в мирное время говорили об этом, даже какая-то теория была выдвинута каким-то яйцеголовым. Чисто умозрительная, и ничем не подтвержденная, потому что, никаких экспериментов на этот счет никто до войны не проводил. Во всяком случае, адмиралу и его штабу на всю эту научную заумь было плевать, а вот, что ветер немного начал стихать, это было хорошо. Правда, волнение пока осталось по-прежнему сильным. Но адмирал решительно приказал включить на малых кораблях все ранее отключенное из-за шторма оборудование. Пусть оборудование проработает недолго, пусть потом на кораблях ремонтники мучаются с многочисленными короткими замыканиями из-за заливания водой, но сейчас «Таффи» отчаянно нуждалась в обзоре окружающей обстановки. А все работающие до атомного удара радары и прочее радиооборудование авианосцев и тяжелых крейсеров, сейчас представляли из себя мертвые куски металлического хлама, остро воняющие горелой изоляцией. И это решение оказалось как нельзя кстати.