Ему надо было срочно решить, нападать на стрелка или отступать, но он не успел ничего: ни того ни другого, потому что к стрелку неожиданно подбежала Зена.

– Прекратите! Остановитесь! – кричала она, кутаясь в какую-то простынь, и сама вырывала у мужчины пистолет.

– Остановить стрельбу! – крикнул Ярван, глядя на совершенно непонятное маленькое, механическое лысое существо с сияющими синими глазами. В конце коридора он видел такого же озадаченного Кирка.

Зена вернула ему одежду и попросила пойти с ней, потому что ей, как она сказала, очень страшно.

– Когда я перестану их убивать, они перестанут меня слушать, – говорила она.

– Ничего, мы им сразу ноги поукорачиваем, – пообещал Кирк точно так же, как говорил это сестре.

Была бы Зена человеком, он никогда бы ей не поверил. Люди в своей сущности не меняются. Жестокие остаются жестокими, слабые – слабыми, а (да простит его за это Шеф!) бешеные – бешеными, и ничего тут не попишешь. Но Зена никогда не была человеком, верила в обратное, но не была. Кирку хватало мозгов это понимать, а еще он замечал, что реагирует Зена не на что-нибудь, а на людей. Те были жестоки с ней, по крайней мере что-то такое, пусть и невнятное говорила она сама, а она реагировала на эту жестокость как могла. В конце концов, он тоже на нее реагировал в Пекле, превращаясь в то, что он есть сейчас, пусть и со старым нутром.

Может ли программа вроде Зены, вернее Зайны, как она назвала себя теперь, переписать саму себя, Кирк не знал, но не видел перед собой той Зены, что следила за его избиением, не видел той Зены, о которой говорил Дориан. Это было что-то другое – стыдливое, робкое и нелепое, как застенчивый робот-пылесос.

Она подбегала к тем, кого отправила убивать, и забирала оружие, требуя никогда не стрелять. Она брала Ярвана за локоть и просила прощение, а потом вбегала в ангар и умоляла всех остановиться.

– Не надо стрелять, пожалуйста! – говорила она. С ее плеча сползала простынь, и она натягивала ее обратно, потому что спросила у Кирка действительно ли она страшная, а он ей сказал, что она не страшная, просто ее прозрачность пугает.

– Никто не хочет видеть свои кости и… нервы? – предположил он, оглядывая ее сияющие провода.

– А я думала, что так сразу будет видно, что я человек, – признавалась Зайна.

«Во актриса!» – сказал бы Кирк, если бы это был человек, но Зена человеком не была, и потому он верил, что что-то в ней изменилось.

– Беру свои слова обратно, – сказал Лотар негромко в рацию. – Тут теперь бегает какой-то… наивный пиздец.

Виту ему на это смеялся, звал обратно расстроенного Мартина, а заодно отчитывался о состоянии капсулы и отправленной за кактусами группы.